По ее следам - Т. Р. Ричмонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великий Майк
Вот говорят же, жизнь – подражание искусству… Я где-то читала, что любимой книгой Алисы была «Тайная история». В ней группа студентов из престижного американского колледжа залегают на дно после трагической смерти одного из них.
Хейзел
А вы бы стали трепаться на каждом углу, если бы ваш лучший друг отправился на тот свет? Они хотят почтить ее память, а другие способы им недоступны. Мы бы их быстренько раскритиковали, если бы эти девушки лезли выступать перед камерами. А по неосмотрительности можно и на себя подозрение навлечь. Это вам не цирк какой-нибудь!!!
Сборщик мусора
Меня глубоко тронуло их заявление. Девушек обвиняют в изворотливости, ругают их за то, что они поручили адвокату огласить заявление, но я бы тоже не смогла появиться перед камерой, если после смерти лучшей подруги прошло всего двадцать четыре часа.
EmF
* * *
Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 19 июля 2012 г.
Дорогой Ларри!
Заметь, я не стал обрывать свои встречи с доктором Ричардом Картером.
– Вы большой ценитель женского общества, – так начал он один из наших сеансов психотерапии. – Но давайте обсудим, как вы чувствовали себя в компании Лиз.
У меня постепенно пропадало желание отмахнуться от этого парня или подцепить его покрепче – мы кружили друг напротив друга, как два близоруких боксера-легковеса, давно потерявших форму, – и на смену пришло что-то новое, смутно похожее на откровенность.
– Я чувствовал себя живым. Никаких границ, обостренные инстинкты, блаженство. Чувствовал себя как последняя сволочь. Как мужчина.
– А как должен чувствовать себя мужчина, Джереми?
Во время наших первых сеансов я бы презрительно бросил в ответ: «Вам не понять». Но теперь ответил иначе:
– Как кто-то другой.
– В положительном смысле?
– Ричард, я выходец из обеспеченного среднего класса, среднего возраста, белый, англосакс и ученый. Вся моя жизнь определяется набором условностей и традиций, а профессия требует рационального подхода и усердия. В школе наставники называли меня «педантичным». А «кто-то другой» не обязан придерживаться обычных правил, он может запросто затащить в постель едва знакомую женщину.
После отъезда Флисс я потерял целый фунт веса, хотя и без того не отличался особой полнотой. Она вернулась к родителям в Линкольн. Теперь все так делают, тенденция была заложена в нулевых годах: дети возвращаются в отчий дом, как кукушата в родное гнездо, потому что им не хватает денег на выплату студенческого кредита или жилье сильно подорожало, однако этот шаг – признание собственного поражения, нарушение естественного хода вещей. Разумеется, по кампусу пошли сплетни. Впрочем, очень скоро все забыли про отъезд моей жены: случилось событие, всколыхнувшее куда больше интереса, – Элизабет Малленс пыталась покончить с собой. Я каждый день названивал родителям жены, но они не давали мне поговорить с ней. Один раз я попробовал позвонить туда, где жила Лиз; мне ответила несговорчивая хозяйка квартиры, которая велела больше не звонить ей после девяти часов вечера и пожаловалась на задержку арендной платы.
– Вы любите «Rolling Stones»? – поинтересовался Ричард Картер.
– Слушал немного.
– Мик Джаггер написал песню, которая называется «Нельзя всегда получать желаемое». В чем-то он прав.
Я отбил атаку:
– Люди устроены иначе.
– Не согласен с вами. Мы все способны на подлинное бескорыстие, иногда и на самопожертвование.
– Наш альтруизм весьма выборочен. Как правило, он направлен на близких, в расчете на ответные услуги.
– Не всегда. Я регулярно делаю пожертвования в благотворительную организацию, которая занимается рытьем колодцев в восточной Уганде. Разве я жду от этого выгоды?
– Наверное, вам крепче спится от таких добрых дел. А еще их можно использовать как аргумент в споре с пациентом, что позволяет улучшить результаты работы.
– Какой мрачный подход. Существует множество примеров настоящего альтруизма: например, некоторые паучихи кормят потомство собой, чтобы повысить их шансы на выживание. А пауки позволяют паучихам съесть себя после спаривания. Однобокие отношения, не находите?
– Как это по-женски! – Такой вид пауков точно бы вызвал интерес у Лиз.
– Однако сейчас мы говорим не о животном мире и эволюции, – продолжил он. – Мы говорим о вас.
– То есть как раз о животных и эволюции.
Не помню, подробно ли я рассказывал тебе о своих злоключениях, Ларри. Меня вызвали на заседание «комиссии», нелепая пародия на суд. Сначала долго с недоумением разглядывали: пластырь на лбу, помятая одежда – а потом оповестили, что проявят ко мне снисхождение, если я не дам «истории» просочиться в газеты. Мол, я еще могу принести большую пользу университету. Не уверен, что это точная формулировка, возможно, они сказали «какую-нибудь пользу», а не «большую».
– У вас не было детей. Это могло послужить причиной внебрачной связи? – спросил Ричард.
До того как правда о моей интрижке с Лиз вышла на свет, мы с Флисс еще не совсем отказались от идеи завести детей, хотя она постепенно отодвигалась в область гипотетического: с такой же вероятностью ИРА могла прекратить теракты, а я – совершить научное открытие в своей области (одно из направлений, заданных Хомским). Лиз, в свою очередь, мечтала выйти замуж и завести детей; на дворе были восьмидесятые, в то время женщины еще стремились к такому. Она могла без запинки перечислить список животных, образующих пары на всю жизнь: какой-то вид антилоп, черные грифы, канадские журавли, рыба под названием «чернополосая цихлазома»… К сожалению, она неудачно выбирала мужчин, и, честно говоря, я был ее худшей ошибкой.
– Вы чувствуете ответственность за поступок Лиз? – спросил Ричард.
Она повесилась на потолочной балке в столовой, прямо над преподавательским столом. Само по себе помещение весьма примечательно. Высокий потолок, витражные окна, стропила с боевого корабля эпохи Тюдоров. Уборщица заглянула туда, чтобы забрать банку полироли для пола, и обнаружила в петле Лиз – пьяную, длинные изящные паучьи ноги судорожно вытянуты, уже почти перестали дергаться.
– Я не могу найти себе оправдание. – Мне хотелось уползти, спрятаться в своем кабинете, где все было привычно и понятно. Сесть за проверку студенческих работ, зарыться в них, как в пуховую перину. – Вы читали Толстого, Ричард? Он утверждал, что все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Но он был не прав. Несчастье – отвратительно предсказуемая вещь. Проверяешь карманы брюк, прежде чем бросить их в стирку, лезешь в душ, чтобы смыть с себя запах чужих духов, а потом торопливо взбираешься на брачное ложе. Несчастье – это знакомые лица, до неузнаваемости искаженные болью и алкоголем. А счастье неповторимо: каждое мгновение жизни, разделенное с любимым человеком, тепло и безыскусная радость моногамных отношений.