Мельничная дорога - Кристофер Дж. Эйтс

– А что тебя удивляет? Ты из нерелигиозной семьи?

– Мать иногда водит нас в церковь. Но нечасто.

– Тебе нравится церковь?

– Нет.

– Что ж, церковь подобна школе. Учиться полезно, вот только учителя часто не справляются со своим ремеслом. Только учти – это мое личное мнение.

– Вы не ходите в церковь?

– Нет, сэр.

– Смешно, вы назвали меня «сэром».

Ты помолчал, посмотрел на водопад и вдруг произнес:

– Между церковными скамьями есть проход, неф храма разделен пополам. Мои родители были квакерами. Даже самые неформальные сборища представляли для меня проблему: в какую церковь идти – в католическую, епископальную, методистскую, лютеранскую? Нечего ломать голову. Ярлыки для банок с консервированным супом. Но я читаю Библию и верю в Господа, хотя не убежден, что Господь, в которого я верю, тот самый, о ком читаю. Это мудрая книга. Меня радует мысль, что она все исправит. Я позволяю этой мысли направлять себя, но не править мною. Читая, я размышляю о том, что читаю. Прихожу сюда и слышу под небесами божье слово. А вот под крышей не умею. Но вероятно, это касается только меня и совершенно не важно, что́ я думаю. А ты что думаешь, Мэтью?

– Я в бога не верю, а церковь – полная муть.

– Еще одно правомерное мнение.

– Не хотите, чтобы я об этом говорил?

– Нет.

Мы еще полюбовались радугой, и я запустил руку в твой бумажный пакет, который ты оставил рядом с собой на камне. А когда вытащил щепотку сбора, увидел, что он ярко расцвечен драже.

– Вы мне не говорили.

– Так ты же не спрашивал.

С шоколадками сбор стал вкуснее. Сжевав две горсти, я объявил, что достаточно запасся энергией для подъема по Дьявольской лестнице. Подпитанный конфетками, я забирался вдвое быстрее, но ты меня все равно обогнал. Наверху мы договорились встретиться через неделю в то же время, на том же месте.

На следующий день из школьного автобуса выпрыгнула Ханна – посвежевшая, энергичная. Ее не было на занятиях шесть недель, а возвращение в школу произошло за шесть недель до того, как она толкнула мою жизнь за край – в то место, откуда единственный путь – вниз.

Росборн, Нью-Йорк, 2008

Ханна на переднем сиденье. Размякла до термоядерного состояния, и Маккласки сомневается, куда ему повернуть в конце улицы.

«Наломал ты дров, Майки», – думал он.

Заметив на холме бар О’Салливана, решил налево – туда, откуда приехали, завернул на парковку. Свет не горит, реклама темная, на часах девять минут десятого, до открытия несколько часов. Ханне не помешало бы чего-нибудь пригубить. Да и ему тоже. Градусник на панели показывает уже восемьдесят пять.

Маккласки положил ей руку на плечо. Ханна глубоко дышала, словно готовилась что-то сказать.

– Слышь, Ха. – Его пальцы стиснули ее плечо. – О том, что там случилось, ты не думай. Все в порядке.

Еще один глубокий вздох, и она подняла голову:

– Извини, Майк. Не понимаю, что со мной произошло.

– Видал заморочки и похуже, когда не обслуживают бары.

– Вольно же тебе жить в Нью-Джерси. – Ханна вытерла щеки, всхлипнув.

– Будем смеяться собственным шуткам. – Он потрепал ее по плечу. – Вижу, тебе уже лучше.

– Лучше всех. – Она накрыла его руку ладонью. – Вот что, Маккласки, высади меня у дома подруги и мчись куда хочешь, без оглядки.

– Не дождешься, Ха. Я буду твоей командой.

Ханна позвонила подруге предупредить, что они едут, и показала Маккласки дорогу. В городе было полно готовившихся к походу в горы туристов; у всех цветные веревки, пояса с защелками, стаканчики с утренним кофе в руках, а вдали темнел суровый хребет.

Когда они приблизились к дому, из дверей выбежали две девочки.

– Большая Кэти, маленькая Лизи, – объяснила Ханна, отстегивая ремень безопасности.

Выбравшись из машины, она присела на корточки, здороваясь со своими любимицами, а те, раскинув руки, весело скакали вокруг. Мать, стоя на пороге, улыбалась.

– Ну, скажите, тетя Ханна! Скажите! Скажите! – пищала Кэти.

– Пожалуйста! – упрашивала Лизи.

– Ладно. – Ханна щелкнула своей упругой повязкой на глазу и заговорщически продолжила: – Почему пираты зовутся пиратами?

– Потому что они а-р-р-р…

– А-р-р-р-р… – повторила Ханна.

– А-р-р-р-р… – рычали девочки, и каждая прикрывала левой ручонкой крохотный левый глаз.

– Кто этот дядя, тетя Ханна? – спросила Кэти, указывая на автомобиль.

Маккласки еще сидел за рулем, но опустил стекло.

– Полицейский детектив из Нью-Йорка.

– Ты попала в беду? – испугалась Лизи.

– Нет. Ты же знаешь, я добрая пиратка.

– У меня есть ордер на арест. – Маккласки высунулся из машины. – Подозреваемые роста от вот такого до вот такого.

– Нет, – возразила Ханна. – Разыскиваются живыми или мертвыми. Парочка просоленных морских волчонков.

– Я не соленая, а сладкая, – заявила Лизи.

– Я не собака, а кошечка, – подхватила Кэти, изображая кошачьи лапки.

– Детектив Маккласки, эти подозреваемые опасны? – спросила Ханна.

– Чрезвычайно, – кивнул тот. И прорычал: – Я должен немедленно надеть на них наручники.

Девочки переглянулись. Кэти схватила маленькую сестричку за руку и крикнула:

– Главная пиратка – она! – А затем обе с визгом бросились к матери.

Ханна поднялась и повернулась к детективу.

– Уезжаешь, Майк? Не бойся, Джен присмотрит за мной.

– Я еще вернусь, – ответил он. – Есть одно дельце. – Маккласки почесал ухо.

– Тогда до скорого!

– Скорого-прескорого. – Он поднял стекло.

Маккласки ехал назад через город, и Росборн представлялся милым окружением, достойным местом, чтобы растить детей, беречь природу, заниматься всяческой ерундой. Он снова поскреб ухо; хотел бы выскрести из себя голос, но не мог. Этому голосу не было дела до города с его семейным сюсюканьем – занимало одно: то, что следовало сделать.

Маккласки достал сигарету из пачки в держателе стакана и закурил.

То, что должен сделать… Звучит так же смешно, как если бы сказать: я прикрываю твою спину.

Или ты прикрываешь мою спину? Не идет ли речь о том, что я спешу быть первым? Прикрываю фронт, фланги. Может, лучше останусь в машине, положу ноги на панель и выпью кофе. А остальное пусть горит синим пламенем.

Но есть небольшая проблемка. Это будет совсем не то, что я должен сделать.