Мельничная дорога - Кристофер Дж. Эйтс

– Детектив, ваша проблема в том, что вы плаваете в водах истории, которую не понимаете, – усмехнулся Мэтью.

Маккласки рассмеялся:

– Это как раз не проблема, а специфика моей работы, которой я занимаюсь.

На кухонном столе под висевшими кастрюлями подал голос мобильный телефон хозяина. Маккласки откинулся на спинку стула, а Мэтью потянулся поверх его плеча, взял трубку и посмотрел на экран.

– Извините, детектив, придется ответить. – Он поднял глаза на часы на стене, немного подумал, а затем щелчком пальца оттолкнул телефон. – Прошу прощения. – Перевернул его экраном вниз. – Так на чем мы остановились?

– Вы куда-нибудь спешите? – спросил Маккласки.

– Несколько минут еще есть. И вот что, детектив: хочу добавить кое-что важное. Я купил этот дом не только для того, чтобы разозлить Ханну Дженсен. Это не главная причина, почему я его приобрел. Разве может человек объяснить свои поступки? Но вы задали мне вопрос, и я ответил, как мог, честно: провокация составляла элемент мотивации принятия решения. У меня были деньги, а этот дом, вероятно, один из лучших в округе. Я желал, чтобы Пит жил там, где хватило бы места для сиделки. Когда меня здесь нет, Селеста при нем постоянно. Хотел, чтобы Пит находился поблизости от Свангам, где провел всю свою жизнь. Он любит эти горы, долго тут работал. Хребет виден из окон с фасада, и я надеялся, что это даст толчок его памяти. Специально я за домом не охотился, поручил поиски в этой местности риелтору, и вдруг его выставили на продажу. Есть еще важный момент. Я познакомился с этим домом, когда мне было четырнадцать лет. Вам случалось что-нибудь увидеть подростком: наряд друга, драгоценности его матери, галстук отца и понять, что существует другой мир, кроме того, в котором растешь ты?

Это детективу было знакомо.

– Да, – ответил он. – Проигрыватель Бенни Фазио. Большой, красивый, с отделкой красным кожзаменителем. Можно поставить пять пластинок, и он сыграет одну за другой. Я впервые услышал «Я хочу держать тебя за руку» «Битлз» в спальне Фазио. Его родители куда-то свалили, и мелодия звучала в колонках, которые были больше моей комнаты.

Мэтью ободряюще кивнул.

– А теперь представьте, что завтра вы встретите такой проигрыватель в магазине, не исключено, тот самый. У вас не возникнет желания купить его?

Маккласки пожевал губу и выдохнул:

– Не-е-е… Я поклонник компакт-дисков. Много лет назад перевел свою коллекцию в этот формат. Первым купил диск рок-группы «Хьюи Льюис энд зе Ньюс». Кстати, это было примерно в то время, когда вы привязывали к дереву девушку и стреляли ей в глаз. В начале восьмидесятых. Так?

– Да. – Мэтью посмотрел на часы. – Я ответил на оба ваши вопроса?

– Уговор есть уговор. Но прежде чем уйти, надо ли повторять, чтобы вы держались подальше от Ханны?

– Я же обещал, детектив. Но если желаете, повторю: я ни на шаг не подойду к Ханне Дженсен.

Маккласки поднялся с неловким ощущением, что он верит ему. Ножки стула скрипнули по полу, и этот звук разбудил Пита, который, просыпаясь, всхрапнул.

– Пит, гость нас покидает, – произнес Мэтью. – Хочешь с ним попрощаться?

Старик заговорил, не поднимая головы от стола, пальцы снова стали трогать дерево:

– Я никогда бы не смог этого сделать. Лучше… повесить мельничный жернов на шею и утопиться в глубинах… – Пит колебался. – Утопиться в глубинах… Как там дальше? – Он посмотрел на Мэтью. – В глубинах океана? – Пальцы застыли на столе. – Нет, не то. Слова не такие.

Мэтью встал, обошел стол, наклонился над детективом и положил ему ладонь на плечо.

– Не возражаете, если я вас провожу?

– Нет, – ответил Маккласки.

– Детектив? – Пальцы Пита задрожали. – Ты сказал, детектив? Он пришел арестовать меня?

– Нет, Пит. – Мэтью взял старика за руку и погладил по плечу. – Никто не собирается тебя арестовывать. Никогда. Детектив пришел повидаться со мной и уже уходит. Это давняя история, тебе не вспомнить. Но даю слово, ты не совершил ничего дурного.

Пит покосился на него из-за стола и с облегчением вздохнул.

– Мэтью восемнадцать. – Старик утвердительно кивнул. – Да, восемнадцать.

МЭТЬЮ

Да, я в тебя влюбился, Пит, но тем не менее в последний день учебы перед летними каникулами 1982 года пририсовал в конце записки Ханне крохотное изображение целующихся губ. Записку положил в ее шкафчик, чтобы она нашла в конце дня. Признаю, не слишком красивый поступок, учитывая, что я испытывал чувства к другому человеку. Но вряд ли кому-нибудь удастся найти подростка, чьи нравственные принципы взяли бы верх над гормонами.

Перед тем, как в последний раз сесть в школьный автобус семиклассницей, Ханна обернулась, и ее взгляд упал на меня. Я стоял рядом с Хитрюгой и должен признать, что раньше таких глаз у нее не замечал, словно картинка поцелуя в конце моей записки что-то сулила. Перемена не в сторону оледенения: если несколько месяцев назад поцелуй Ханны показался мне невинным, про ее теперешний взгляд я того же сказать не мог. Какой взгляд! И как он будоражил. Ухищрения Кристи Лейн не шли ни в какое сравнение. От ее горящих синих глаз перехватывало дыхание и все существо подчинялось могучей страсти.

Что касается меня, я не видел ничего плохого в том, что одновременно хотел и тебя, и Ханну. Я и сегодня чувствую так же.

Когда по ночам я лежал в постели и думал о том, о чем, по моему твердому убеждению, думают все подростки, то в мечтах представлял вас обоих – не одновременно, но порой в одну и ту же ночь. И если мысли могли быть разными, биологическая реакция ничем не отличалась.

Ханна вызывала бурю желания. Ночные мечты о ней под одеялом бередили разные органы чувств. Яркие глаза, то, как она смеялась, полные губы. Клянусь, в темноте спальни я даже улавливал ее запах – женский мускус, от которого обрывалось дыхание, и желание становилось настолько острым, что я мог ощутить его на вкус. Я хотел прижаться к ее коже, слиться с ее губами, чтобы наши тела соединились.

Однако чувства к тебе, Пит, были глубже. Меня тянула к тебе не слабость плоти, а сила в костях. Ты был частицей души, заполняя во мне пустоту. Ты мне требовался не как наркотик, а как свежий воздух, как рыбе вода.

Представляю, что подумают многие, прочитав эти строки. Скажут, что ты был мне вместо отца; мое чувство к тебе расцвело потому, что мне не хватало отцовской любви; мой собственный отец относился ко мне равнодушно. Но мне безразлично, что решат люди. Я всегда любил тебя, Пит, ради тебя. А если ты ликвидировал в моем мире брешь отцовской заботы, то стал мне от этого только дороже.

С теми, к кому я горел желанием, бывало по-разному – случалось, я испытывал к женщинам непреодолимую страсть, случалось, глубокую тягу к мужчинам. Любил мужчин так же лихорадочно, как подростком хотел Ханну, обожал женщин всем нутром – тем чувством, какое заставляло меня боготворить другого за его ум, сердце, за ощущение чего-то магического в душе.