Корабли времени - Стивен Бакстер

Тут на экране появился худощавый человек с буйными усами, усталым взглядом, оттопыренными ушами и несколько странный в поведении, можно было подумать, что он не совсем здоров. Сидя с неразожженной трубкой возле камина, он стал слабым надтреснутым голосом комментировать события прошедшего дня. Мне он показался страшно знакомым, где-то я видел это лицо. Казалось, на него не производили особенного впечатления потуги Рейха завладеть миром.

— Эта машина, работающая без вдохновения, не способная отличить благородное эхо Войны от зверского крика массового истребления, убийства и насилия. Это просто бездушная машина, не вникающая в нюансы.

Затем он стал призывать к мужеству и стойкости. И к терпению. Потом пасторально захлебнулся слезой по поводу идиллически старой Англии: «с зелеными холмами, растворившимися в голубом тумане небесами», попросив нас представить, что эта прелестная сцена разбита и растерзана на части, превратившись в пустыню, изрытую траншеями и воронками, над которой небо изрыгает огонь… — и все это было произнесено с апокалипсическим надрывом.

И тут я его вспомнил! Это был мой старый друг Писатель, превратившийся в высохшего старика.

— Неужели это мистер… — и я назвал его.

— Да, — откликнулся мой собеседник. — А вы его знаете? Впрочем, он стал публиковаться так рано… Ну, конечно! Ведь это он первый описал ваше путешествие во времени. Это печаталось с продолжением в «Нью Ривью», если мне не изменяет память. Потом это выпустили под одной обложкой. Эта книга перевернула мое сознание.

— А что с ним?

— Он серьезно болен: лекции, лекции и лекции. Слишком много времени в душных аудиториях, вам знаком такой тип легочников. Но зато его труды востребованы. Он дружен с Черчиллем, первым лордом Адмиралтейства, и думаю, займет не последнее место в решении послевоенных проблем и восстановлении хозяйства. Ведь единственное, чем «полезна» война, если можно так выразиться — это отмена старых технологий: в технике, строительстве и прочем. Меняющее лицо мира. Вы понимаете — он еще раз переспросил меня, — война отменяет прошлое — на месте развалин встают дома уже совсем иного типа, и техническое развитие чаще всего делает скачок вперед. Во всяком случае, в этот раз, похоже, все именно так и случится. Об этом, кстати, он тоже говорит. Знаете, когда мы читали «Верховья Будущего» — тут Уоллис процитировал мне кое-что из написанного моим старым приятелем. Которого я оставил в самом начале путешествия в курительной, покинув на полчаса и обещав вернуться к обеду с рассказом о дальнейших приключениях.

— Сейчас он работает над декларацией прав человека, — продолжал Уоллис. — Но все это опять же, понадобится уже в послевоенный период. А пока это лишь прекраснодушные мечтания, при нынешнем развитии событий. Да и, сказать начистоту, мой любимый обозреватель не он, а Пристли.

Еще несколько минут мы слышали мнения Писателя о Настоящем и Будущем. Я был раз за старого друга, пережившего все эти напасти истории и нашедшего свое место в жизни — но был расстроен, видя, что с ним сделало беспощадное время. Еще тогда, при встрече с Филби, я ощутил острый укол жалости к людям, завязшим во времени, точно мухи в сиропе. Медленно текущее Настоящее безжалостно искажает черты, высушивает кожу, мумифицирует тело или раздувает его водянкой — словом, проделывает все отвратительные манипуляции с внешностью человека — и даже с его умом. Несмотря на всю катастрофичность Машины Времени, она была единственным средством для человека избежать этого позорного диктата Времени.

— Ну. Кажется, можно идти, — подал голос Уоллис. — Сеанс окончился — сейчас будет повторение — и так у нас круглые сутки.

Далее последовал более обстоятельный рассказ Уоллиса о том, где и как он получил свое образование. В Уэйбриджском бункере, работая на «Викерс-Армстронг Компани», он стал разработчиком приборов для прицельного бомбометания — причем снискал заслуженную репутацию. По его словам, называли его «чудо-профессор».

После начала войны умные головы вроде Уоллиса понадобились, чтобы как можно скорее приблизить ее конец. Он разрабатывал идею уничтожения вражеских источников энергии — резервуары, дамбы, скважины, шахты и тому подобное — прицельным бомбометанием из стратосферы. Для каковой цели ему понадобилось написать следующие диссертации и научные труды: «Взаимоотношение высоты и скорости ветра», «Видимость объектов с больших и крайне больших высот», «Влияние земных колебаний на угольные шахты» и тому подобные материалы, без которых он, очевидно, не получил бы своих научных званий и степеней.

— Вы представляете? — твердил он, — десяти тонн взрывчатки достаточно, чтобы обратить Рейн вспять!

— И каковы результаты?

Он вздохнул:

— Истощение внутренних ресурсов — вот бич войны. Даже на решение задач первостепенной важности их постоянно не хватает. А уж на гипотетические разработки вроде моих… и говорить не приходится. Мой проект назвали «мюнхаузенской фантазией». И еще эти военные стручки рассуждали о так называемых «придумщиках», которые «разбрасываются жизнями их парней».

Видимо, эти воспоминания травили его душу и ничего приятного не вызывали.

— Знаете, изобретатель всегда готов к общественному скептицизму. Но все же…

Однако Уоллис оказался парнем упорным и, наконец, ему удалось построить свой «Монстр-Бомбер» для бомбардировок из стратосферы.

— Я назвал первый аппарат «Викторией», — рассказывал он. — Взяв на борт двадцать тысяч фунтов бомбовой нагрузки при общей массе в сорок тысяч фунтов, он мог достигать скорости до трехсот миль в час и действовать в радиусе до четырех тысяч миль.[15]Шесть мощных двигателей системы «Геркулес» обеспечивали быстрый взлет при взлетной полосе длиной менее мили…

Но гордостью Уоллиса были сейсмобомбы — уже посеявшие страх и разрушение в сердце Рейха.

Глаза его за толстыми очками заблистали в ходе рассказа.

Уоллис посвятил созданию «Виктории» несколько лет. Но тут в один прекрасный (или же несчастный?) день он наткнулся на идею машины времени и тут же сообразил, как ее можно применить в военных целях.

Тогда-то министерство, а, точнее, Директорий Хроно-Перемещений (куда Уоллис был назначен ведущим конструктором) наложил лапу на мой дом в Ричмонде, опустевший со времени моего исчезновения. Все что осталось от меня — прототипы моделей, результаты исследований, запас платтнерита, точнее, его остатки — все было обращено в дело и использовано в целях, которые, собственно, и преследовало министерство.

— Но что вам нужно от меня? Машина времени у вас уже есть — ее привезли вместе со мной в джаггернауте.

Сцепив ладони на затылке, его лицо вытянулось в серьезное и ответственное выражение.

— "Рэглан". Да, конечно. Но вы сами видели этого зверя. Его возможностей хватает лишь на такие короткие вылазки в прошлое, для розыска руин вашей лаборатории. Это патруль времени. Весь этот кварцево-платтнеритовый утиль, оставшийся после вас, позволяет ему разогнаться худо-бедно на полвека от настоящего. Он служит нам для разведки во времени, чтобы узнать, не перехвачен ли секрет путешествий во времени нашими врагами. Но вот нам повезло — и удалось застать вас!