Ночь чудес - Уве Тимм

«Время — 21.20.

Звонила женщина, не назвалась. Говорила о каталоге картофеля, просила передать два слова: «питательно и недорого». Будет звонить еще».

Хозяйка повидала на своем веку немало, но, видимо, все-таки заподозрила, что в пансионе завелся сумасшедший.

Я подумал, не обратиться ли в полицейский участок? Но бравые квартальные, выслушав мою историю, скорей всего, решат, что у меня разыгралась фантазия. Что же делать? Запереться на ключ и ждать? Нет, это не выход. Пойду-ка я отсюда, прежде чем в пансион, взорвав дверь гранатой, ворвутся спецподразделения федеральной уголовной полиции. А если не они, так, чего доброго, тот бежевый громила явится, вооружившись отмычкой, и очень скоро.

Я выпил воды из-под крана, забрал из ванной бритву и прочее, покидал в сумку рубашки. Написал записку хозяйке с просьбой прислать счет в Мюнхен и ни за какие коврижки никому не сообщать мой мюнхенский адрес. Спохватившись добавил: «1001 у.е. за телефонные переговоры мной оплачены. Если все-таки набежала разница, включите сумму в мой счет».

Миновав лифт, я тихо спустился по лестнице и прошмыгнул к черному ходу. Второй раз за один день я удирал через черный ход.

Из уличной телефонной будки позвонил Кубину. Набрав номер, долго ждал, время за полночь — ждать было не очень-то приятно. Хотел уже повесить трубку, но тут Кубин ответил. Я спросил, нельзя ли мне переночевать сегодня у него.

— Вот сегодня как раз, извини, не получится, — сказал он. — У меня гости. Ну, ты понимаешь. Ох, ну как бы тебе объяснить, знакомая, ну да, здесь, в доме, первый раз. А что, тебе пришлось съехать из пансиона?

— Меня преследуют.

— Кто?

— Бандиты, торговцы оружием. — На том конце провода все стихло. Потом я услышал слабое удивленное фырканье, по крайней мере, я решил для себя, что эти звуки выражают удивление. — Понимаешь, звучит как самый настоящий бред, но все правда. Я вляпался в совершенно бредовую историю.

— Глупости, ты просто ошалел от своей картошки.

— Возможно. Дай Бог, чтобы я ошибся. Но тут еще туарег. Сидит, меня дожидается.

— Где?

— В доме. В прихожей пансиона.

В ответ раздалось уже не фырканье, а громкий стон.

— Послушай, — сказал я, — ты меня знаешь, у меня еще никогда не наблюдалось признаков мании преследования. Так или нет? — Кубин безмолвствовал, вероятно, пытался понять, что к чему. — Я прекрасно понимаю, это звучит как речи безумца. Но если бы ты был тут, то сам увидел бы его, он сидит на диване, на нем синий бедуинский бурнус, выцветший под солнцем Сахары. Между прочим, он подарил мне золотой перстень.

— Слушай меня внимательно. — Кубин заговорил мягким, подчеркнуто спокойным голосом. — Я в самом деле ну никак не могу выйти из дома. Два месяца ухлопал, чтобы сегодняшний вечер наконец состоялся. Кое-что должно произойти. Сегодня, сейчас. Теперь или никогда, ты же понимаешь. Ну, вот что… Ты пойди сейчас в аптеку и купи валиум-пять, скажи, позарез надо, они в порядке исключения могут дать без рецепта. А потом иди в какой-нибудь отель, хороший, самый лучший, «Кемпинский», что ли. Прими таблетку валиума, нет, лучше сразу две, и ложись спать. Но до того обязательно позвони мне и скажи, в каком ты отеле. Завтра утром приду, и мы все спокойненько обсудим.

Я засмеялся — хотел издать приятный иронический смешок, но получилось визгливо, отчаянно.

— Отель! Курам на смех. Во всем Берлине сейчас не отыщется свободной комнатенки. Люди ночуют в холлах, в коридорах. Все Кристо с его упакованным Рейхстагом. В гостиницах битком.

— Ну, погоди, дам тебе телефон Розенова, у него всегда есть на примете пустая квартира.

— Нет, только не Розенова! — Я повесил трубку. Может, поехать к Шпрангеру? Ну да, просто прийти и спросить, вдруг комната, в которой раньше жил Розенов, не занята. В ней теперь теплотехник живет, но ведь он уехал куда-то в Бранденбург на заработки. Шпрангер должен меня понять, не зря же он жил среди цыган. Но в ту же минуту вспомнился Крамер — наверняка он дома, не хватало только, чтобы он увидел меня с новой прической. Нет, нет, бежать из этого города. Быстро, не откладывая, сейчас же.

Пешком добрался до вокзала. Последний экспресс на Мюнхен ушел час назад. Был еще ночной на Лейпциг, скорый, то есть черепаха, которая останавливается у каждого столба. Его пустили дополнительно по случаю наплыва пассажиров, все Кристо с его Рейхстагом. До отхода оставалось более получаса.

Я вошел в зал ожидания, неплохо бы колы купить. Навстречу мне служащий катил электрическую уборочную машинку, которая очищала недавно уложенные гранитные плиты, уже заплеванные жевательной резинкой, превратившейся в растоптанные и затвердевшие кругляши. Машина жужжала и тарахтела, сквозь этот шум я расслышал отдаленное пение. Пошел на голос, снова на улицу. Здесь собрались изгои, отчаявшиеся, изможденные, грязные, провонявшие перегаром и мочой — мужчины, женщины, старики и молодые, все они стояли и слушали. Пел мужчина. Русский. Пел русские и немецкие песни. Пел великолепным низким басом, звучным и густым, мне даже на минуту стало страшно, как бы не разлетелось широкое во всю стену окно, возле которого он стоял. Он пел, приставив ладонь к уху, словно вслушиваясь в собственный голос:

Нет мыслям преград,

Они, словно птицы,

По свету летят,

Минуя границы.

Пуль не страшен им град.

Нет мыслям преград!

И тут меня осенило, я понял, что такое «Красное деревце». Трактир. Так назывался кабачок, трактир!

Певец продолжал:

И пусть пропаду я

В темнице холодной,

Беда — не беда,

Коли мысли свободны.

Оковы стальные,

Решетки литые

Они сокрушат —

Нет мыслям преград!

Я положил в его шапку монету, десять марок.

Он поклонился и забрал из шапки все деньги. Потом подхватил стоявший рядом с ней картонный чемодан с потертыми углами и сказал:

— Теперь можно ехать. Сударь, желаю вам, вашим родителям, коли они пребывают в добром здравии, вашей супруге, коли вы состоите в законном браке, вашим деткам, коли таковые имеются, вашей возлюбленной, коли она у вас есть, большого счастья и крепкого здоровья.

— Спасибо.

— Вы уезжаете сегодня? — спросил он.

— Сегодня.

— Не сочтите за праздное любопытство, куда держите путь?

— В Лейпциг.

— О, невероятная удача! Я также намерен поехать в Лейпциг. Вкупе с вашими десятью марками у меня набирается сумма, необходимая для приобретения билета. — Он показал мне пригоршню мелочи. Обшлаг пиджака был потертый, махры кто-то аккуратно обрезал, но все равно дешевая материя блестела. — Вы окажете мне большую любезность, если согласитесь немного пройти со мной.