Сталинский социализм. Практическое исследование - Клаус Хессе

Все чаще риск ответственности вытеснялся слепым следованием дисциплине, опережающим послушанием и циничным карьеризмом.

И наконец, нельзя упускать из виду, что лица, которые несли ответственность за принятие политических решений на самом высоком уровне, должны были порой принимать решения, не имея возможности оценить всю имеющуюся информацию заранее, поддавшись искушению просто использовать свое служебное положение. Все это стало основой для сложившейся ситуации. Именно по этой причине остается без ответа вопрос, имелись ли планы переворота, связанные с ними соглашения с троцкистскими и иностранными организациями и конкретные действия по его реализации.

Учитывая фальсификацию источников, ответ на этот вопрос скорее всего можно будет найти, если поставить под сомнение истинность пунктов обвинения судопроизводства того времени. Фактические цели начатого после 1936 года процесса чисток не могли быть достигнуты: лидеры партии должны были создать бюрократический аппарат власти, имеющий постоянно увеличивающееся и в конечном счете решающее влияние на экономическое и социально-политическое развитие. Его сотрудники не были готовы и не хотели уступать свои позиции в руководящих органах Советов и промышленности. Попытки центрального органа подорвать неограниченную власть первых секретарей в республиках и областях на новых выборах не удались, потому что местные органы сосредоточили в своих руках все нити системы взаимных зависимостей. Факт доминирующего влияния секретарей обкома партии на решения ЦК становится очевидным. В тесном сотрудничестве с лояльными сотрудниками НКВД было сделано все, чтобы закрепить эту позицию.

Сегодня считается, что это была подпольная борьба против «культа личности». Но если обратиться к надежным статистическим источникам, станет ясно, что все далеко не так просто. Это становится очевидным, если проследить изменение числа насильно переселенных в период между 1932-м и 1940 годом кулаков и числа отбывающих наказание в период между 1934-м и 1940 годом в трудовых лагерях и колониях ГУЛАГа за совершение контрреволюционных и других особо опасных преступлений против государственной безопасности.

Число насильно переселенных кулаков в годы с 1934-го по 1937-й заметно снизилось. В 1934 году 1,4 % переселенных были снова выпущены на свободу. В 1938-м была достигнута высшая точка этого процесса. Хотя через год снова началась волна освобождений.

Но число насильственно переселенных в 1938 году было даже ниже, чем в предшествующие и последующие годы. В 1939 году по сравнению с 1938-м оно снова достигло 106,9 % и 113,7 % в 1940 году!

Этой тенденции не совсем соответствует статистика числа заключенных трудовых лагерей и колоний. Эти цифры показывают, что количество заключенных в 1935 году увеличилось по сравнению с предыдущим годом на 189 %. В последующие годы эта тенденция продолжилась. Характерной особенностью является увеличение числа заключенных в 1938 году. Тогда по сравнению с прошлым годом это число составило 157 %, а по сравнению с 1934 годом – 368,7 %! Разница между 1938-м, 1939-м (88,8 %) и 1940-м (88,2 %) была необъятной. Но по сравнению с 1934 годом 327,7 % или 325,3 % было по-прежнему значительно больше, чем в 1937 году (234,4 %). Бросается в глаза и наблюдаемое в 1938 году по сравнению с предыдущим годом изменение соотношения между исправительно-трудовыми лагерями (ИТЛ) и исправительно-трудовыми колониями (ИТК): до и после часть насильно переселенных в колонии по сравнению с числом заключенных в ГУЛАГе составила 31,4 % и 21,2 %. В 1938 году эта цифра увеличилась более чем в два раза – до 47 %.

Более заметным стало изменение числа лиц, которые получили приговор за совершение контрреволюционных преступлений. Опустившись за 1936 и 1937 годы до 12 %, это число увеличилось на 177 % в 1938 году, а в 1939 году по сравнению с 1937 годом оно поднялось уже в четыре раза. Доля осужденных за контрреволюционные преступления выросла до 34,5 %.

Эта тенденция определяется и подчеркивается не только количеством репрессированных, но и почти невообразимым ужесточением мер наказания в 1937-1938 годы. Особенно серьезным является изменение числа смертных приговоров.

По сравнению с сокращением вдвое числа приговоров к высшей мере наказания в предыдущем году в 1937 году с увеличением в 350 раз была достигнута кульминация, которая была повторена в следующем году. Этому в 1939 году был положен конец: число смертных приговоров сократилось до уровня предыдущих лет.

Ежовский «большой террор» сменился «бериевской оттепелью». Но доля осужденных за контрреволюционные преступления – более четырехсот тысяч – осталась в трудовых лагерях и колониях на уровне, который в 1939 году по воле Берии увеличился по сравнению с предыдущими годами более чем в два раза.

Г. М. Маленков в это время пользовался особенным доверием в качестве ответственного за кадровые вопросы главы Центрального Комитета ВКП(б) и одного из ближайших соратников Ежова не только благодаря информации, но и благодаря собственному влиянию. Но в августе 1938 года он передал Сталину записку, в которой утверждал, что Ежов и его ведомство виновны в уничтожении тысяч преданных партии коммунистов. Это было начало конца карьеры Н. И. Ежова: уже в том же месяце Л. П. Берия был назначен его новым заместителем. 23 ноября 1938 года Ежов написал прошение об отставке с поста народного комиссара внутренних дел, в котором признал себя ответственным за вредительскую деятельность «врагов народа», обманом проникших в НКВД. Через день его просьба была выполнена. 17 ноября 1938 года Совет народных комиссаров и ЦК ВКП(б) приняли постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», которое запрещало проведение любых массовых операций по аресту и депортации, а также инициированную по приказу НКВД деятельность «троек».

10 апреля 1939 года Ежов был арестован. Предлогом было обусловленное пьянством грубое пренебрежение своими должностными обязанностями. Но в ходе позже проведенного слушания были выявлены факты, показавшие мотивы действий этого человека в другом свете. Во время своего пребывания на курорте в Вене Ежов был завербован германской разведкой. Его шантажировал работавший в клинике, где лечился Ежов, некий «доктор Энглер», вынуждая его сотрудничать с немецкой разведкой. Этот факт заслуживает особого внимания, потому что Ежов отрицал все возможные обвинения, кроме сотрудничества с германской разведкой. Используя этот подход, мы понимаем, что в этом процессе приговор был вынесен на основе доказательств и предъявленных обвинений. В этом контексте К. Колонтаев поднимает вопрос о том, должно ли то, что произошло в 1937 году, рассматриваться как преследование старых большевиков или как чистка партийного аппарата от коррупции. Но он слишком легко приходит к выводу, что «основной удар был направлен против коррумпированного и разложившегося высшего и среднего слоя советского чиновничества, а также против тех лично честных, но некомпетентных функционеров, которые из-за своей некомпетентности тормозили или даже задерживали развитие вверенных им отраслей деятельности, но при этом упорно не желали покидать свои посты, ссылаясь на свои прошлые революционные заслуги (категория так называемых “старых большевиков”)».

Остается неясным, почему, если (по мнению Колонтаева) «подлинные политические противники Советского государства составляли среди обвиненных по политическим мотивам менее 10 %», остальные 90 % – «коррумпированных военных и гражданских чиновников» были осуждены «за разного рода мифические политические преступления».