Мир тесен - Дэвид Лодж

— Большое спасибо, — с сарказмом говорит Филипп прыгая через две ступеньки, сбегает вниз по лестнице. В туалете на первом этаже осталась половина рулона, который закреплен пружиной в висящем на стене керамическом держателе. Филипп лихорадочно дергает рулон во все стороны, пытаясь высвободить его из держателя. В это время раздается пронзительный дверной звонок. Филипп вздрагивает, рулон выскакивает из держателя, падает на пол и с невероятной скоростью разматывается во всю длину туалетной комнаты. Чертыхаясь, Филипп пытается смотать его, бросает это дело, бежит к себе в кабинет, засовывает в портфель пачку писчей бумаги формата А4, бегом возвращается в переднюю, сердито кричит: «Ну, пока!», затем снова взлетает по лестнице, хватает с вешалки плащ и выбегает из дома, с грохотом захлопнув дверь.

— Все в порядке, сэр? — спрашивает водитель, видя, как Филипп без сил падает на сиденье.

Филипп кивает. Водитель отпускает сцепление и включает заднюю скорость. Такси трогается с места и тут же останавливается, повинуясь раздавшемуся из дома крику. В поле зрения появляется Хилари: в наброшенном поверх ночной рубашки пальто она трусит по дорожке, прижимая к груди разваливающийся ком нижнего белья. Филипп открывает окно.

— Ты забыл это в сушилке, — переведя дух, выпаливает Хилари и бросает охапку маек, трусов и носков Филиппу на колени. Водитель такси с интересом наблюдает за ними.

— Спасибо, — недовольно бурчит Филипп, подхватывая свое исподнее.

Хилари усмехается:

— Ну что ж, до свиданья. Счастливого пути.

Она наклоняется и, закрыв глаза и поджав губы, подставляет лицо для поцелуя. Филипп, не в силах отказать ей, высовывает из машины голову, чтобы клюнуть Хилари в щечку.

И вдруг происходит странная вещь. Пальто на Хилари распахивается, ворот ночной рубашки раскрывается, и Филипп упирается взглядом в ее правую грудь. Этот объект ему хорошо знаком. Впервые он познакомился с ним двадцать пять лет назад, нерешительно дотронувшись до него сквозь толстый вязаный свитер и прочно сработанный девичий бюстгальтер, — одновременно целуя на прощанье его обладательницу у крыльца ее дома после просмотра фильма «Броненосец Потемкин». Во плоти он увидел этот объект в первую брачную ночь. С тех пор он видел и трогал его (а также его брата-близнеца), наверное, несколько тысяч раз: ласкал и мял его, облизывал и зарывался носом, смотрел, как его сосут дети, и сам иногда прикладывался к соску. Со временем объект этот потерял изначальную упругость и шелковистость, пополнел, потяжелел и стал не менее привычным, чем старая подушка привычная, но ничем не примечательная. Но истоки и мотивы вожделения непредсказуемы и переменчивы, а природа его такова, что случайно брошенный взгляд на грудь в вырезе ночной рубашки, из потаенных глубин которойдо ноздрей Филиппа доходит приятный запах теплого тела и постели, чуть не до потери сознания вызывает в нем желание снова трогать, лизать, ласкать эту грудь и зарываться в нее носом. Филипп уже не хочет ехать в Турцию. Он вообще сейчас ничего не хочет кроме одного — лечь в постель с Хилари. Но, разумеется, это невозможно. А, может быть, его желание столь сильно оттого, что это невозможно? И все, что ему остается, это поцеловать Хилари в губы крепче, чем он собирался — или чем она ожидала, поскольку она бросает вслед удаляющемуся такси удивленный, ласковый и даже нежный взгляд. Филипп продолжает смотреть на нее в заднее стекло. Хилари наклоняется, поднимает с земли одинокий носок и грустно машет им, как подаренным на прощанье шелковым платком.

Через несколько часов после того как Филипп Лоу вылетел из Хитроу самолетом турецкой авиакомпании, выполняющим рейс на Анкару, Перс МакГарригл вылетел из Шеннона на «Боинге» компании «Эйр Лингус», выполняющем рейс на Лондон: подошел день вручения литературных премий в Королевской академии.

«Аннабель Ли» оказалась старым прогулочным пароходом, который когда-то исправно бороздил воды Темзы, а теперь с неподвижными гребными колесами и незапятнанной трубой стоял на мертвом якоре у пристани «Чаринг Кросс». На его борту находились ресторан, бары и сдаваемые внаем помещения для приемов. Лондонский ученый люд, выгружаясь из такси, выходя из станции метро и шествуя по набережной, бурно выражал удовольствие по поводу столь необычного места проведения торжества. На город опустился чудный майский вечер, вода в реке стояла высоко, и свежий ветерок играл флажками и вымпелами на такелаже «Аннабель Ли». Впрочем, взойдя на борт, иные усомнились в правильности выбора места встречи: пол под ногами ощутимо подрагивал, а если поблизости случалось пройти крупному речному судну, то «Аннабель Ли» начинала раскачиваться на волнах, так что гости с трудом удерживали равновесие на красном плюшевом ковре в главном салоне парохода. Однако вскоре уже трудно было понять, отчего от пароходной качки или возлияния — едва стоят на ногах участники торжественной церемонии. Перс впервые оказался на таком литературном сборище. Ему показалось, что главная задача приглашенных — заливать в себя спиртное и при этом громко разговаривать, поглядывая через плечо собеседника и обмениваясь улыбками и приветственными жестами со всеми остальными, которые тоже осушают бокал за бокалом, переговариваются, улыбаются и машут друг другу. Но Перс пил в одиночестве, поскольку ни единой души на пароходе не знал. Переминаясь с ноги на ногу, он стоял позади толпы, задыхаясь с непривычки в туго повязанном галстуке и выжидая, когда можно будет наведаться в бар за очередной порцией спиртного. По салону циркулировали официанты, предлагая гостям красное и белое вино, но Перс предпочел «Гиннес».

— Привет! Вы «Гиннес» пьете? — спросил кто-то у него за плечом. — Где вы его взяли?

Обернувшись, Перс увидел перед собой мужчину с широкой, мясистой, изрытой оспинами физиономией; он жадно заглядывал в его стакан сквозь очки в роговой оправе.

— В баре, — ответил Перс.

— Это не вино, а конская моча, — сказал очкарик, опрокидывая содержимое своего стакана в цветочный горшок. Он исчез в толпе и вскоре предстал перед Персом с целым ящиком «Гиннеса» в руках. — Вообще-то я не люблю бутылочное пиво, — сказал он, — но в Англии «Гиннес» лучше пить из бутылок, чем из бочек. Вот в Дублине — это другой коленкор.

— Совершенно с вами согласен, — сказал Перс, подставляя стакан для добавки. — Наверное, все дело в воде.

И, еще не представившись друг другу, они как знатоки обсудили технологию пивоварения, подкрепляя рассуждения дегустацией.

— Рональд Фробишер! — воскликнул Перс, узнав, наконец, имя собеседника. — Я читал ваши книги. Вам тоже сегодня вручают премию?

— Нет, это я ее вручаю. «Самый талантливый дебют в прозе». Когда я был начинающим писателем, литературных премий было раз-два и обчелся, и те не больше сотни фунтов каждая. Теперь же их развелось так много, что, напечатав хоть строчку, вы неизбежно получите одну из них. Прошу прощения, я вовсе не желал бросить тень на ваши…

— Ничего-ничего, — ответил Перс. — Я вас понимаю. Кстати, мои стихи даже не опубликованы.

— Ну, вот об этом я и говорю! — сказал Фробишер и сорвал крышку с очередного «Гиннеса», с невероятной ловкостью используя для этого горлышко пустой бутылки. — То есть я хочу сказать, что мне ваши деньги не нужны и дай вам бог удачи, но ситуация становится просто абсурдной. На этом пароходе вы встретите людей, которые существуют только за счет премий, грантов и прочих денежных подачек. Не за горами день, когда начнут вручать премии за каждую опубликованную книгу. Например, премию за самый талантливый дебют в прозе получит роман о молодой жене с двумя детьми и кошкой, чей муж работает в рекламном агентстве и гуляет налево и направо. Или премия за лучшую книгу о путешествиях будет вручена юнцу, объехавшему земной шар в одной паре джинсов и с автобусным расписанием в кармане. А премию за лучший…