Мир тесен - Дэвид Лодж

Марии, с любовью

Академический роман «Мир тесен», являющийся в некотором роде продолжением книги «Академический обмен», тоже напоминает порой так называемый реальный мир, хотя и не вполне соответствует ему и населен людьми, которые есть не что иное, как плод моего воображения (имя одного из второстепенных персонажей в позднейших изданиях было изменено, дабы избежать недоразумений на этот счет). Раммидж не Бирмингем, хотя в чем-то он отвечает известным представлениям об этом городе. Между тем в аэропорту Хитроу действительно есть подземная часовня, а в Цюрихе — паб «Джеймс Джойс», однако ни в Лимерике, ни в Дарлингтоне университетов нет, и, насколько мне известно, в Генуе нет представителя Британского Совета. Конференция Ассоциации по изучению современного языка 1979 года имела место не в Нью-Йорке, хотя кое-что я позаимствовал из программы нью-йоркской конференции 1978 года, и так далее.

Я хотел бы выразить особую благодарность за полученную информацию (не говоря уже о других одолжениях) Дональду и Марго Фенгер, а также Сусуму Такаги. Большая часть книг, из которых я черпал вдохновение, цитаты и подсказки, упоминается в тексте романа, однако есть еще два издания, которым я не менее обязан: «Неизбежность любовного романа: Поэтика модуса», принадлежащее перу Патриции А. Паркер (Издательство Принстонского университета, 1979), и «Международный аэропорт», автором которого является Брайан Мойнахан («Пэн букс», 1978).

Только ведь небо меняет, не

душу — кто за море едет.

Гораций. Послания. Книга первая. К Буллатию. Пер. Н. Гинцбурга

Когда писатель именует свое творение романтическим романом, он тем самым дает понять, что сохраняет за собой право на известную свободу в подборе материала и описании событий, на которую не решился бы притязать, если бы задумал сочинить реалистический роман.

Натаниел Готорн. Дом о семи фронтонах. Пер. Г. Шмакова

Хорош! Чу! Исслушайся!

Джеймс Джойс. Поминки по Финнегану[1]

Когда Апрель обильными дождями разрыхлил землю, взрытую ростками, и мартовскую жажду утоляя, от корня до зеленого стебля набухли жилки той весенней силой, что в каждой роще почки распустила, а солнце юное в своем пути весь Овна знак успело обойти, и ни на миг в ночи не засыпая, без умолку звенели птичьи стаи, так сердце им встревожил зов весны[2], — тогда, как заметил поэт Джеффри Чосер много-много лет тому назад, люди отправляются в странствия. Только в наши дни у людей интеллигентной профессии эти странствия называются конференциями.

Современная конференция напоминает паломничество средневековых христиан в том смысле, что позволяет ее участникам сполна вкусить удовольствия и при этом сохранить видимость, будто они твердо намерены изменить себя к лучшему. Разумеется, предусматриваются искупительные меры: вероятно, чтение собственного доклада и наверняка слушание чужих. Но зато у вас есть предлог посетить новые и интересные места, познакомиться с новыми и интересными людьми и установить с ними новые и интересные отношения; с новыми знакомцами можно обменяться секретами и сплетнями (все ваши заезженные истории для них новость, и наоборот), а также есть, пить и веселиться с ними каждый вечер и, тем не менее, когда все кончится, вернуться домой с репутацией человека еще более серьезного и солидного.

Сегодняшние участники конференций имеют преимущество перед паломниками былых времен: их расходы обычно оплачиваются, по крайней мере частично, тем заведением, к которому они принадлежат, будь то государственное учреждение, коммерческая фирма или, чаще всего, какой-нибудь университет.

В наши дни конференции проводятся на какую угодно тему, включая творчество Джеффри Чосера. Когда же он, как и его герой Троил, бросает взгляд с восьмой небесной сферы на

…островок наш тесный

Средь вод морских[3]—

и, наблюдая хаотичное движение по земному шару, причиной которого стал он сам и другие великие писатели, видит шлейфы самолетов, пересекающих океан, отмечает сходящиеся и расходящиеся пути ученых мужей, спешащих в гостиницу, загородное поместье или древний храм наук, чтобы провести серьезный диспут или вволю порезвиться, имея целью дальнейшее развитие английского языка или других академических предметов, — о чем же тогда думает поэт-лауреат Джеффри Чосер?

Возможно, как и дух Троила, благородного, но разочаровавшегося в любви рыцаря, он от души потешается над этим зрелищем и радуется, что от всего этого далек. И действительно, не все конференции проходят весело и беззаботно и далеко не в самых роскошных и живописных местах, к тому же не всякий апрель отмечен сиянием юного солнца и безумолчным звоном птичьих стай.

«Апрель, беспощадный месяц», — беззвучно процитировал Перс МакГарригл, глядя сквозь мутные стекла на выпавший не по сезону снег, который покрыл хрусткой коркой лужайки и клумбы университетского кампуса в Раммидже. Перс лишь недавно закончил магистерскую диссертацию, посвященную поэзии Т. С. Элиота, однако начальные строки поэмы «Бесплодная земля» с равной вероятностью могли прийти на ум любому из полсотни мужчин и женщин разных возрастов, томящихся в ступенчатом лекционном зале. Поскольку поэма прекрасно известна всем им, университетским преподавателям английского языка и литературы, собравшимся в одном из центральных графств Англии на ежегодную конференцию, и мало кто из них доволен происходящим.

Впрочем, тревога и смятение на лицах появились днем раньше, когда участники встретились на традиционном приеме с хересом. К тому времени они уже ознакомились с жильем, предоставленным им в одном из университетских общежитий — в здании, спешно возведенном в 1969 году, в самый бум высшего образования, и теперь, через каких-то десять лет, уже изрядно обветшавшем. Они мрачно распаковали чемоданы в комнатах с рябыми стенами, украшенными узором из блеклых прямоугольников — следами наскоро, с кусками штукатурки, сорванных афиш и плакатов (собственности разъехавшихся на пасхальные каникулы студентов). Они оценивающе осмотрели перепачканную и поломанную мебель, исследовали пыльные шкафы, тщетно пытаясь обнаружить плечики для одежды, и ощупали узкие кровати с провисшими пружинами, которые утратили упругость за десять лет нещадных молодецких кувырканий и совокуплений. В каждой комнате была раковина, хотя не в каждой раковине можно было обнаружить пробку и не каждая пробка имела цепочку. Некоторые краны было невозможно открыть, иные же вовсе не закрывались. Для более изощренных гигиенических процедур или отправления естественных потребностей следовало, собравшись с духом, отправиться по лабиринту продуваемых сквозняками коридоров в общую умывальную комнату, где находились ванны, душевые и туалеты, правда, с ограниченной приватностью и нерегулярной подачей горячей воды.