Немецкий мальчик - Патрисия Вастведт

Пять дней назад она не могла дышать от тоски по Кенту. Впереди не было ничего, кроме призрака надежды. Пять дней назад она не стояла перед студией на Фицрой-стрит, где наконец поняла, что Майкл ее забыл.

Элизабет мяла и прикладывала к глазам платочек. Джордж Мэндер наверняка заметил, но не стал ни расспрашивать, ни утешать, и Элизабет в очередной раз мысленно поблагодарила его за тактичность.

Когда Элизабет проснулась, на ее коленях лежал плед. Вероятно, она спала около часа, потому что в синеватом сумраке над Саут-Даунс плавала золотая луна, а фары «даймлера» бороздили тьму.

— Спасибо, мистер Мэндер. Спасибо, Джордж… — сказала Элизабет.

Позади оставалась одна миля за другой, вечер уступал права ночи. Элизабет и Джордж не разговаривали. Тишина салона, холодный воздух и тепло пледа превращали обычную поездку в мечту. Дорога состояла из плеска воды, мелькания голых ветвей во мраке, шелеста очерченных инеем листьев, деревьев, что тянулись к звездам, точно белые руки скелетов, меловых ворот, зайца, скачущего по подмороженной стерне. Луна была уже высоко, сжималась, уплотнялась и серебрила холмы.

У Лима дорога подобралась вплотную к равнине Ромни-Марш, и вот она, пожалуйста, тянется от Хайта до Рая, плоская как тарелка, тысяча перламутровых квадратиков-пастбищ, размежеванных канавами. В лунном свете овчарни и родильные оцарки, коттеджи и амбары превратились в черные линии и кляксы. А дальше до самого горизонта простирается Английский канал, мерцающий, как пласт угольной пыли.

Дорогая Элизабет!

Хорошо бы ты уже устроилась в жизни, хотя я рада, что у тебя есть работа. Плавильня в Кенте, по-моему, до смерти скучно, но, пожалуй, лучше, чем ничего.

Я здорова, только устаю. Роды уже скоро. Артур всячески мне помогает, но ответственность за здоровье малыша лежит в первую очередь на мне. Мы хотим сына.

Доктор говорит, я — сосуд, в котором зреет драгоценное вино. Ты бы видела, я настоящая бочка! В парижские платья мне уже не влезть, но Артур говорит, я была слишком худой, и сейчас я сама вижу, что это неженственно. В ту пору я вообще не понимала обязанностей жены, не чувствовала, что со своими недостатками и слабостями можно и нужно бороться.

Женское счастье зиждется на преданности мужу и стране. У меня были глупые представления о том, на что я имею право, но сейчас я понимаю: любовь нужно заслужить. Вот выйдешь замуж и сама все поймешь.

Я забыла про твой день рождения, но ты ведь не обиделась? Из-за беременности я не только потолстела, но и поглупела. Слава богу, Артур терпелив и мирится с моей дуростью.

Сейчас у нас есть кухарка, повар, два садовника, парень, который ухаживает за собаками, и, разумеется, Хеде. Люди готовы работать чуть ли не бесплатно, и мы стараемся нанять больше прислуги.

Не думай обо мне плохо, но на прошлой неделе я уволила садовника. Я попросила срубить несколько елок, которые загораживают сад, а он сказал: уничтожать лес — дурная примета. Бедняга искренне верил, что от этого пострадает малыш. Глупости, правда?

Этот садовник пожилой, и я четко и ясно объяснила ему, что прошу срубить лишь несколько деревьев, а не весь лес, и что елки не знают о моей беременности. Боюсь, некоторые слуги нарочно прикидываются туповатыми, а этот наотрез отказался выполнить мою просьбу.

Артур очень занят и справедливо считает, что слугами должна заниматься я. Теперь я понимаю, что он имел в виду, когда говорил об упрямстве людей и их готовности коснеть в невежестве и лени.

Как ни больно и ни прискорбно, но Артуру пришлось сказать маме и папе Ландау, что мы им больше не рады. Я даже колыбель вернула. Артур говорит, из-за таких, как его родители, Германия и пала так низко, а нам нужно думать о ребенке.

Мы слышали новости об ужасной ситуации в Америке. Виной всему жадность и евреи, нам нужно извлечь из этого урок. В Германии мало сочувствуют американцам, однако биржевой крах сказывается и на нас: компании банкротятся, люди теряют работу.

Слава богу, есть путеводная звезда, которая указывает немцам путь. Наш вождь, его зовут герр Адольф Гитлер, ярко сияет на темном небе, и мы следуем за ним с надеждой в сердцах. Герр Гитлер лично подписал благодарность Артуру за вдохновенные выступления перед общественностью. И обо мне упомянул! Поблагодарил меня за то, что я поддерживаю Артура в работе. Наш вождь понимает женщин не хуже, чем мужчин. (Вообще-то он довольно привлекательный, и если б я не была замужем!..)

После рождения ребенка я не смогу писать много и часто, но я буду думать о тебе и надеяться, что ты, дорогая, тоже найдешь счастье.

В браке я становлюсь лучше и теперь начинаю понимать, как жить, принося пользу. Я нашла свой дом. Я принадлежу Артуру и Германии.

Карен.

Дом Джорджа Мэндера, построенный из кентского кирпича и грубо отесанного камня, обладал величием и элегантностью особняка, но был меньше, чем казалось издали, и потому уютен и гостеприимен. Фасад радовал глаз правильными пропорциями, черепичная крыша провисла там, где осели стены. Сзади на ней были и щипцы, и скаты, и вычурные кирпичные трубы.

Глициния у крыльца из мореного дуба отцвела месяц назад, и теперь у дома отросла сплошная зеленая борода, увивая окна. В комнатах благодаря этому почти всегда были умиротворяющие сумерки.

По пятницам Элизабет работала в кабинете Джорджа. Она приезжала из плавильни, раскладывала жалованье по конвертам и уезжала обратно, чтобы выдать работникам. Так сложилось, потому что Элизабет не могла считать среди шума плавильни.

Она разбиралась с деньгами, делала отметки в гроссбухе, потом пила чай в салоне и любовалась садом.

В воскресенье они с Джорджем играли в настольную игру, и фишки до сих пор стояли на поле. Элизабет убрала их в коробку, а игровое поле сложила. Очевидно, мать Джорджа обожала настольные игры с кубиками, потому что в шкафу их набралось видимо-невидимо. Джордж рассказывал, что раньше терпеть их не мог, но сейчас все изменилось.

Миссис Мэндер умерла год назад, и тогда в доме на каждом шагу попадались ее вещи: такие же игровые поля с бегущими наперегонки фишками, шпильки и перчатки, заложенная конвертом книга на пуфе у дивана.

Вера сказала, что Агнес Мэндер жаловалась на здоровье, но, похоже, кончина застала ее врасплох. Значит, и так бывает: смерть не откусывает кусок за куском, как от Альберта Росса, а глотает целиком — раз, и все. И имущество, и планы — все разом теряет ценность и смысл, жизнь захлопывает за собой дверь окончательно и бесповоротно, будто недочитанная книга закрывается.

Элизабет подумала о бабушке Лидии. Интересно, как она? В последнее время доктор навещает ее почти каждый день. Доктору платил Джордж — Элизабет видела счета. Он вытаскивал их из стопки почты у нее на столе и прятал в карман. Джордж ничего не говорил, а Элизабет не спрашивала. Наверное, он делает это ради нее, ведь она любит Лидию, или ради Веры, или потому что не может иначе. За минувший год Джордж не раз удивлял Элизабет щедростью, которую, насколько она знала из гроссбухов плавильни, позволить себе не мог.