Мозгоед - Анастасия Монастырская

— Вот ты говоришь, что не политический, потому что знаешь, как к вам там относились и до сих пор относятся. В средние века тебе просто отрубили бы голову и выставили ее на всеобщее поругание. Смотрел бы на народ и сокрушался о своей незавидной участи, пока вороны глаза не выклюют. Но это только в том случае, если ты против короля в самом Париже выступил. В провинцию поехал бы — рук лишился. Ох, любили там пальцы рубить — тук, тук топориком, и ни одного. Это сейчас отпечатки снимают, а раньше увезли бы твои пальчики в другой город, и табличку бы прицепили: от кого руки, почему отрубили, кто виноват, и что теперь делать. Но могли и на виселицу — и такое случалось.

— Ты зачем все это рассказываешь?

Он на минуту задумался.

— К слову пришлось, раз политический, должен знать. Ты Полинку мою не видел? Ищу, зову… Не отзывается. Увидишь — скажи, что волнуюсь. Пускай домой идет. Заждался.

— Стой! А я?

— А что ты? — равнодушно отозвался старик. — Что есть ты, что был, что будешь — миру нет никакого дела до тебя.

Ну, это еще большой вопрос. С миром мы как-нибудь договоримся.

* * *

Я осторожно повернул голову. Если миру до меня нет никакого дела, то и мне наплевать на мир. А вот себя любимого списывать со счетов пока что погодим. Справа, на расстоянии вытянутой руки, из воды торчал ствол мертвого дерева. Допустим, мне удаться его выдернуть, допустим… А что дальше? Идти, опираясь на дрогу, я уже не смогу. Единственный вариант — проплыть эти проклятые несколько метров. На животе? Нет, совершенно нереально, я тут же уйду с головой в топь — и там поминай, как звали. А что если… если подставить палку позади себя и лечь на нее спиной?! М-м, пусть маленький, но шанс. Палка, если она, конечно, длинная и не трухлявая сможет поддерживать меня над болотом, тина не даст ей уйти вниз, а я как-нибудь да проплыву.

Тихо, Дэн, тихо. Торопиться не надо. Протягиваем руку и касаемся ствола. Так, уже хорошо. Грязные, мокрые пальцы вцепились в древко, покрытое склизким мхом. Теперь попробуй вытянуть, приказал я себе и тут же пожаловался: не поддается…

Снова застыл, переводя дыхание.

Гадюка наблюдала за мной, приоткрыв один глаз. Острый хвост мелко подрагивал. Дай мне только выбраться, мысленно пообещал гадине, и я с тобой разберусь.

Еще одна попытка. Не хочу умирать! По лбу и щекам текли струйки пота. Время стремительно ускользало — еще немного, и уже ничего не поможет.

У лица вилась мелкая мошкара, словно весь лесной гнус поставил себе задачу поиздеваться над человеческим бессилием. Дерево не может расти в болоте, уговаривал я себя. Здесь вообще ничего не растет, кроме ряски.

Ну, давай! Давай, Дэн!

Рывок!

Еще рывок! И оно, наконец, подалось, приподнявшись над топью, однако сам я едва не ушел на дно, теперь жижа была мне уже по грудь. Но зато коряга в руках!

Я засмеялся. Ау, Костик! Ты слышишь меня? Мечты сбываются? Даже после смерти?!

Костик молчал. Видимо, за пределами мира у него были куда более важные дела, чем болотная дискуссия. Мои же планы на собственную смерть сейчас никого не интересовали, кроме меня самого.

Ствол оказался прочным и длинным. Я завел правую руку за спину и постарался расположить древко перпендикулярно позвоночнику. Потом оперся на него, боясь, что ствол тут же уйдет в болото. Нет, жижа плотно его обхватила. Теперь самое главное и трудное — лечь. Инстинкт подсказал: ноги нужно расставить как можно шире, а затем заставить их всплыть. Легко сказать… Тело неторопливо всасывала невидимая сливная дыра, спасало только то, что она и так уже была засорена. Попробуй еще больше опереться спиной на палку, только не бойся, подсказал все тот же инстинкт. Теперь двигайся, мать твою, да двигайся же!

Есть! Я увидел собственные ноги, медленно и печально выплывающие из буро-зеленой жижи. Тело балансировало на древке, словно гигантская агонизирующая бабочка. Ноги и руки широко расставлены, шейные позвонки напряжены до предела. Ну, что поплыли?

Сказать легко, а вот попробуй-ка сделать. Самое трудное убедить себя, что это, в принципе, возможно. Потому нужно попробовать. После того, как я сделал первый «гребок», страх отступил. Плыть по болоту оказалось не так уж и сложно, как казалось с самого начала, нужно только одной рукой ловко переставлять палку под собой, а другой медленно и плавно грести. Для ног тоже нашлась работка: их ни в коем случае нельзя было опускать вниз — только параллельно трясине. Отвыкшие от нагрузки мышцы брюшного пресса ныли и грозили лопнуть от напряжения. Ради бога, но только не сейчас. Сейчас — плывем. Да, прав оказался Костик: болото — весьма интересная штука. Пока сам не окунешься, не поймешь.

А вот и берег! Руки вцепились в болотные «дубы-колдуны», и вытянули тело на мягкий мох. Живой! Мокрый, но живой! Не помню, сколько так лежал, бессмысленно уставившись в небо. Очнулся оттого, что почувствовал себя противно мокрым. В рюкзаке вроде как спички остались, надо найти нормальное место и развести костер. Но сначала один должок…

Весьма опасно недооценивать противника. Этот урок я сегодня усвоил хорошо. Мне он помог выжить. Гадюке — нет. Она даже не успела ничего понять в своей сонной лености. Бац! И маленькая голова сплющилась о дерево. М-м, какое сладостное чувство — держать змею за хвост и чувствовать себя сильным. Кобра бы меня так близко не подпустила! Интересно, может, у нас в стране не только бабы дуры, но и змеи?! Надо обдумать.

Длинное тельце своей жертвы я решил не выбрасывать. Зажарю и съем. Вот только болото надо обойти, как нормальному герою. В обход извольте, батенька, в обход!

И тут же наступил на замаскированную мхом ветку…

* * *

Еще в прошлой жизни жена потащила меня в кино. Пятеро подростков — две гетеросексуальные пары и просто мальчик-онанист зачем-то забрались в лесную глушь. А там — монстры. Двух разделали сразу, двух — где-то в середине картины, а мальчик-онанист умудрился спастись. Оставшуюся часть сеанса он прятался от монстров по всему лесу и орал, как обделавшийся Буратино: «Не догонишь, не догонишь!». А потом взял и наступил на ветку. В ветке сработал какой-то подземный механизм (слава сценаристу!), и в воздух взвились трупы всех его обглоданных друзей. Мальчик засмеялся и тут же сошел с ума. Кино кончилось. «Очень натуралистичный фильм», — сказала жена, высыпав в ладошку остатки поп-корна.

К чему я это вспомнил?! Всего лишь к тому, что у самой кромки болота я наступил на сук. Он и поднялся, словно рычаг. Слава еще одному сценаристу, по совместительству — исполнителю.

Мертвая змея выскользнула из рук.

По ту сторону болота, вздетый на сук, висел труп. Настоящий. Без всякого грима.

И этого было вполне достаточно, чтобы сойти с ума. На бис.

Покачиваясь на суку, мокрый и печальный, Гоша напоминал сцену из плохой московской постановки. А давайте сделаем спектакль, который поймут не все, а только избранные! И пусть там будет труп режиссера — неплохо сохранившийся, чтобы кто-нибудь из героев пьесы мог его опознать. Зачем? А просто так! Для нагнетания зрительского ужаса! Словно третий глаз, во лбу режиссера чернело входное отверстие. Быстро и качественно, а главное — надежно.