Три гинеи - Вирджиния Вулф

и упорных трудов…» (Письмо в «Times» от К. С. Вентворта-Стэнли, председателя комитета Палаты представителей, Лондонский Родильный дом[425], 1937 г.). Тогда как хлороформ был впервые назначен королеве Виктории, когда она рожала принца Леопольда в апреле 1853 года, «обычным роженицам» пришлось 76 лет ждать поддержки жены премьер-министра, дабы получить эту помощь.

{54} Согласно «Debrett[426]» Рыцари и Дамы Высочайшего Ордена Британской Империи[427] носят эмблему, состоящую из «креста Patonce[428], покрытого жемчужной эмалью и увенчанного золотым медальоном, в центре которого изображена Великобритания, помещенная внутрь красного ободка с девизом „За Бога и Империю“ по кругу». Это один из немногих орденов, которым награждают и Дам, чье положение в обществе, однако, подчеркнуто шириной ленты в 2 дюйма с четвертью, тогда как у Рыцарского ордена — 3 дюйма и три четверти. Размеры звезд на мужском и женском орденах также отличаются. А вот девиз, наоборот, один для всех, и, похоже, имеется в виду, что те, кто сами себя пометили этой надписью, видят некоторую связь между Богом и Империей и должны всегда быть готовыми встать на их защиту. О том, что случится, если Великобритании в красном ободке придется противостоять (что вполне вероятно) другому авторитету, место которому не отведено на эмблеме, «Debrett» умалчивает, а Рыцари и Дамы должны будут решить сами.

{55} Роберт Дж. Блэкхэм[429], «Жизнь сэра Эрнеста Уайльда, К. А.», с. 91.

{56} Речь лорда Болдуина, опубликованная в «Times» от 20 апреля, 1936 г.

{57} Г. Л. Прэстидж[430], Д. Б.[431], «Жизнь Чарльза Гора[432]», с. 240–241.

{58} Из книги «Жизнь сэра Уильяма Бродбента[433], Р. К. В. О.[434], Ч. К. В.[435]» под редакцией его дочери, М. Е. Бродбент, с. 242.

{59} Дезмонд Чапмэн-Хастон[436], «Потерянный историк, мемуары сэра Синди Лоу[437]», с. 198.

{60} Уинстон Черчилль, «Размышления и приключения», с. 57.

{61} Речь лорда Лондондерри в Белфасте[438], «Times» от 11 июля, 1936 г.

{62} Уинстон Черчилль, «Размышления и приключения», с. 279.

{63} «Daily Gerald[439]» от 13 февраля, 1935 г.

{64} И. В. Гете, «Фауст» в пер. с нем. Мелиэн Стоуэлл[440] и Г. Л. Дикинсона.

{65} Из книги «Жизнь Чарльза Томлинсона», написанной его племянницей, Мэри Томлинсон, с. 30.

{66} Из книги «Мисс Уитон. Дневники Гувернантки, 1807–1811» под редакцией Эдварда Холла, с. 14.

{67} Б. А. Клаф, «Мемуары Анны Джемаймы Клаф», с. 32.

{68} Жозефина Батлер, «Личные воспоминания о Крестовом походе», с. 189.

{69} «Мы-то с вами знаем, что не так уж страшно — быть частью утопленного настила в болоте, поверх которого лежит гать, если это поддерживает конструкцию и обеспечивает движение. И мы не против, если в будущем люди вообще забудут о нас там; на ком-то ведь нужно тренироваться, прежде чем придумают, как построить хороший мост. Мы готовы быть добровольцами, поскольку нам интересна конечная цель, мост, а не то, сколько усилий уйдет на его постройку; и мы верим, что в итоге наша помощь не будет забыта» (Письмо Октавии Хилл[441] миссис Н. Сениор 20 сентября 1874 г., из книги Ч. Эдмунда Мориса[442] «Жизнь Октавии Хилл», с. 307–308).

Октавия Хилл организовала движение за «улучшение жилищных условий бедных, а также за сохранение природных мест[443]… „Система Октавии Хилл[444]“ легла в основу целого плана по расширению [Амстердама]. В январе 1928 года построили не менее 28 тысяч 648 домов» (Октавия Хилл, из писем под редакцией Эмили С. Морис[445], с. 10–11).

{70} Гувернантки играли очень важную роль в жизни аристократии с незапамятных времен и до 1914 года, когда достопочтенная Моника Гренфелл[446] отправилась ухаживать за ранеными солдатами в сопровождении одной из них (Моника Салмонд, «Блестящая броня», с. 20), что, по-видимому, требует некоторого признания. Обязанности этой гувернантки были странными. Так, например, она должна была провожать свою госпожу до Пикадилли, «где из окон клубов на нее могли посмотреть несколько джентльменов», но не до Уайтчепел[447], где «преступники, вероятно, скрывались за каждым углом». И все-таки труд ее был несомненно тяжелым. О том, какую роль в жизни Элизабет Барретт[448] сыграла Уилсон[449], всем читателям хорошо известно из ее знаменитых писем. В конце XIX века (примерно в 1889–1892 гг.) Гертруда Белл «ходила вместе с Лиззи, своей гувернанткой, на выставки картин, званые обеды; а однажды пошла посмотреть вместе с ней на поселение в районе Уайтчепел, где работала Мэри Тальбот…» (Из книги «Ранние письма Гертруды Белл» под редакцией Леди Ричмонд[450]). Нам остается лишь гадать, сколько часов Лиззи провела в гардеробных и сколько миль намотала, таскаясь по всем этим галереям и тротуарам Вест-Энда, но, видимо, это были очень длинные рабочие дни. Будем надеяться, Лиззи утешала себя мыслью о том, что она искренне следует наставлениям апостола Павла из его посланий к Титу и Коринфянам[451] и делает все возможное, чтобы тело ее госпожи оставалось целым и невредимым. При этом, ощущая себя физически и морально слабой, будто в темноте подвала, кишащего насекомыми, мысленно она, должно быть, не раз упрекала и апостола Павла за его целомудрие, и джентльменов с Пикадилли — за их похоть. Ужасно жаль, что в Национальном биографическом словаре[452] не найдется сведений, позволивших бы составить более четкое представление о жизни гувернанток.

{71} «Ранние письма Гертруды Белл» под редакцией Эльзы Ричмонд, с. 217–218.

{72} Вопрос непорочности души и тела представляет невероятную сложность и одновременно интерес. Понятие викторианцев, эдвардианцев[453] и большинства современников короля Георга V о непорочности опирается, если не копать глубже, на слова апостола Павла. Для того чтобы понять их значение, мы должны проникнуться его психологией и окружающей обстановкой — нелегкая задача, если учесть, что биографических сведений о нем почти нет. Из самих посланий становится ясным, что он был поэтом и пророком, но страдал от нехватки логического мышления и не имел тех психологических знаний, с помощью которых нынешние люди, даже самые далекие от поэзии и предвидения, способны исследовать свои собственные чувства. Таким образом, его заявление о вуалях, на котором, судя по всему, и основана вся теория непорочности женщин, можно раскритиковать со всех сторон. В послании к Коринфянам он говорит: «И всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо