Провидение - Кэролайн Кепнес

Любовь Кэррига залечивает трещинку в сердце, оставленную Джоном. И я противлюсь этому. Я не пишу, не сплю. Иногда я думаю, что получаю ее слишком много, что у меня передоз любви. Во мне уживается разная любовь. Может быть, я социопат? Может быть, бессердечная? Или у меня очень больное сердце?

Я люблю Джона, это несомненно. Он в моих мыслях, он часть моей жизни, а я — часть его жизни. Но и Кэррига я тоже люблю. Люблю наблюдать, как меняется его лицо, когда он нервничает или смущен. Он так покраснел, когда я сказала, что не проколола уши. Правда? В этом правда вся глубина его желания узнать меня. Узнать меня лучше, чем знает Джон. Но о Джоне мы не говорим.

За исключением одного раза.

У нас выдались два трудных дня. Кэр поместил меня на страничку в «Фейсбуке», и я вспылила, убрала себя, при этом случайно блокировав его. Повторила то, что сказала ему в наш первый день: я стараюсь жить частной жизнью. И для карьеры художника лучше, если люди мало знают о нем и дают волю воображению. Кэр не поверил. К тому времени он уже знал меня достаточно хорошо и понимал, когда я лгу. Я не могла рассказать ему о Джоне — причиной был какой-то странный гибрид паранойи и надежды, — а потому представила еще одну неловкую правду.

— Знаешь, кроме тебя, у меня и бойфренда-то настоящего не было.

— Серьезно?

Я покраснела. Он обнял меня.

— Извини. Я просто не в духе.

Кэрриг разозлился. Не мог понять, как кто-то — в данном случае я — может жить один. И я ничего не сказала. В этом не было необходимости. Джон.

Кэрриг ушел на встречу с друзьями, а я осталась в его апартаментах. Мы еще не привыкли друг к другу. Домой он вернулся пьяный и сразу завалился на диван; от него несло текилой.

— Джон Бронсон. Это все из-за него, да?

Я промолчала.

Кэрриг рассмеялся.

— Клево. Но не беспокойся. Я уговор не нарушаю.

Я не стала ничего объяснять. Просто отступила немного и заверила его, что у меня все было нормально. Что мне хватало секса, что у меня были увлечения, которые длились недели, а некоторые даже месяц. Но Кэрриг и слушать не стал. Не в его характере. Похлопал по дивану, я села, и дальше мы смотрели «Красавцев», но все это время я как будто была в другом мире и раз за разом повторяла себе: «Ты этого хочешь? Быть с парнем, для которого ваши отношения что-то вроде контракта?» Я говорила себе, что веду себя грубо. Что он не виноват. Что это текила. Но это было не важно. Важно было то, что я лгала. И ему, и себе. Какая чушь, Хлоя. Ты же врешь и сама все отлично понимаешь. Ты была с Джоном с тех пор, как вам исполнилось одиннадцать.

В какой-то момент я заметила, что телевизор молчит. Кэр, все еще пьяный, смотрел на меня.

Я смутилась.

— Что-то не так?

— Иногда ты уходишь. Знаешь, я это чувствую.

Я обернулась Ласковой Подружкой, обняла его и даже вполне искренне произнесла правильные слова, что-то вроде «милый, у тебя обезвоживание, я приготовлю перекусить». Он попытался пройти за мной на кухню, но зацепился ногой за ногу и упал. Сидя на полу и держась за колено, Кэр бормотал: «Почему ты стыдишься меня? Будь я им, ты рассказала бы всем, потому что он башковитый ботан, а тебе такой и нужен, да? Я ведь тебе не нужен? Не нужен, да?»

На следующее утро о случившемся никто не упомянул.

Так что мы вместе. В самом начале, когда все складывалось нормально, я бы даже взялась за работу. Да только нормально — дурацкое слово. Нет на свете ничего такого, что было бы нормально для всех.

И вот я опять не сплю, а сижу, как и каждое утро, на террасе, краска высыхает, пока Кэрриг сладко спит. Здесь, на ничьей земле, в унылый час между ночью и днем, когда ничто не грозит чувствам моего бойфренда, когда он сам не сочтет это предательством, я отдаюсь ей. Моей мании. Иногда просто думаю, но иногда, как сегодня, во мне пробуждается потребность что-то делать. Я не в том состоянии, в котором была перед тем, как сошлась с Кэром. Я не держусь за телефон в кинотеатре, ожидая звонка от Джона, и не совершаю бессмысленных поездок в Провиденс.

Но эта часть меня не умирает, независимо от того, сколько раз Кэрриг возвращается с работы раньше времени и смущенно, покраснев, объясняет: «Я так соскучился, малыш». Меня любят. Меня хотят. Я — малыш. Все противоположно тому, что было бы с Джоном. Откуда эта горечь? Я не могу понять. У меня нет на нее права. Без него у меня не было бы никакой карьеры.

И тут правда обрушивается на меня с такой силой, что приходится сесть.

Вот почему я не пишу. Из-за Кэра. Я считаю, что не заслуживаю Кэррига и Джона. Я считаю, что моя карьера — результат исчезновения Джона, ответная реакция с моей стороны, не порождение моих мыслей и чувств, а нечто вырванное из меня болью и ужасом его исчезновения. Феминистская часть меня отбивается. Какая чушь насчет карьеры. Ты — художник, Хлоя. Прекрати недооценивать себя. Если бы ты не пыталась рисовать его глаза, нашла бы что-нибудь другое.

Так почему же я за целый год ничего не написала?

В дверь стучит Кэрриг — знакомое тук-тук-тук… тук-тук.

В какой-то момент я, должно быть, уснула, потому что теперь прихожу в себя с ощущением постоянного недосыпа. Не хочу, чтобы он знал, как я устала, как сильно хочу, чтобы он ушел поскорее, и я снова закрыла жалюзи и пропустила светлую часть дня. Но Кэрриг — ранняя пташка. И я верю ему, когда он говорит, что утренние пташки счастливее всех прочих.

Он открывает жалюзи.

— Моя мама говорит, что это надо делать в первую очередь, что это полезно для тела. Она всегда проходила по всем комнатам и раздвигала шторы. Слышала бы ты возмущенные крики.

— Ну, немного повозмущаться и я бы не возражала.

Он еще в «боксерах» — классический вариант ранней пташки мужского типа.

— С этим я могу помочь.

За то время, что мы вместе, я узнала по крайней мере одно: мне нравится готовить.

Готовка моя ужасна, но на кухне у Кэррига, в компании всей его утвари, я счастлива. Взбиваю яичные белки, а он напевает песню, которую выучил прошлым вечером, пока мы смотрели «Красавцев» в другой комнате.

На экране выскакивает текст сообщения от Марлены. Она замужем и уже стала мамой. С каждым днем у нас все меньше общего, и она одна из тех, кто умолкает, когда я упоминаю Джона, вот почему я не говорю о нем с тех пор, как у нее появился ребенок.

Роняю венчик в чашку.

Мар! Привет!

И тебе тоже… Я тут кормлю, так что давай новости.

Пока не пишу, но художники часто берут отпуск, и я учусь быть человеком. Ты бы мной гордилась. Знаешь, я умею взбивать яйца.

Ха-ха! Ты с Кэром? Вы съехались?

Я здесь.

А можно вывесить ту вашу фотку?