Провидение - Кэролайн Кепнес

Он начинает читать мне научную лекцию. Говорит, что у растений есть мозг, что они делают выбор. Я уже знаю из видео, что росток повилики — любимчик Роджера. Мини называет его Дракулой растительного мира. У ростка есть семьдесят два часа, чтобы найти пищу, иначе он погибнет. Повилика буквально высасывает свет из томата. Это убийство. И это практично. В растительном мире нет эмоций. Есть только выживание.

Я записываю несколько слов: росток повилики, трансфер энергии. Он рассказывает о других растениях, выпускающих токсины в случае опасности. Говорит, будто Роджер полагал, что и люди способны делать нечто подобное. По его мнению, представление об энергетическом трансфере у людей, вампирической коммуникации, совершенно абсурдно, поскольку мы не растения. Мы не можем это делать.

«Но делаем, — думаю я про себя. — Мы это делаем. Я делаю».

Мини говорит, что не может мне помочь, потому что не знает, как это работает. Мне он без надобности. Мне нужен Роджер. Магнус. Я вижу миссис Мини. Она на диване с бокалом вина. На экране фото его детей.

— Скажите, где я могу найти Роджера.

— Обещаний давать не стану, — говорит Мини. — Но есть один домик в Линне.

Джон

Мы с Хлоей были однажды в Линне. Ездили туда на экскурсию, и Хлоя поругалась с Ноэль и Марленой, потому что в автобусе хотела сидеть со мной. Как сейчас вижу ее в цветастом платье и слышу взлетевший на сотню октав голос миссис Риардон. Ну просто Лили Пулитцер[71]. Ого. Миленько. Мы проезжали мимо городского указателя, все окна были открыты, и весь автобус скандировал: «Линн, Линн, город греха, вошел и не вышел, ха-ха-ха-ха». Помню, какими глазами посмотрела на меня Хлоя.

— Вот бы где остановиться, — сказала она. — Здесь наш зефирный крем делали.

Это было самое прекрасное из всего, что она когда-либо мне сказала. Наш зефирный крем. Как бы я хотел выйти с ней из автобуса и зайти туда вместе, но детей на фабрику не впускают. Слишком опасно. Линн, Линн, город греха…

Пока что никакой особо греховной атмосферы не ощущается. Эта часть Линна спокойная и уютная.

Он живет возле заповедника Брейкхарт. Формально его дом находится в Согасе. На карте отмечены проходящие поблизости походные маршруты, места для рыбалки. Я живу в аду, а Роджер Блэр ходит в пешие походы. Сворачиваю на его улицу и впервые в жизни начинаю опасаться за свою жизнь — сердце просто горит в груди. Как же здесь красиво. Домик у него оскорбительно симпатичный — с синей кровлей и белыми ставнями. На передней двери табличка.

Жизнь — праздник!

Не глядя по сторонам, перехожу через пустынную улицу. То, что он так живет, несправедливо. Игнорируя выложенную кирпичиками и ведущую к двери дорожку, шагаю через лужайку по свежепостриженной травке. Мерзавец. Рывком, едва не сорвав с петель, открываю дверь. Медленно перевожу дух. Остуди турбины, Джон, остуди турбины. Я не хочу его убивать. Мне нужна его помощь. Смотрю на синий фонарь на крыльце. Человек, огревший меня по голове и надолго отправивший спать, зашел в «Таргет» или «Хоум депо», увидел этот фонарь и подумал: «А что, это ведь будет чудно смотреться на моем крыльце». Я закрываю штормовую дверь. Хорошо, что не проволочная. Идеальное препятствие. Он должен знать, что я могу сделать. Штормовую дверь ему не открыть. Мы поговорим, и атаковать его я не стану. По крайней мере не сразу.

Стучу дважды, как почтальон или сосед. Издалека доносится мелодия подъезжающего фургончика с мороженым и сирена. Один звук накладывается на другой. Стучу еще раз. Никто не отвечает. И никто из соседей не выходит спросить, чем мне помочь. Все потому, что район этот из тех, где люди живут не на передних верандах, а на задних дворах.

Часом позже просыпаюсь у себя в машине.

В доме чуть дальше по улице развернулась неравная схватка между мужчиной и женщиной. Он пинает ее, и она кувырком вылетает за дверь. Он бросает ей вслед пакетик с дурью, и она, молотя руками воздух, устремляется за пакетиком и пытается его поймать. Мужчина пинает ее сзади, и она падает, хватает пакетик и вползает в машину. В следующую секунду женщины уже нет, а мужчина возвращается в дом.

Со своего места я вижу его зубы, улыбку. Он смеется.

Все произошло быстро и теперь стоит у меня перед глазами. Ничего подобного я еще не видел. Когда-то я жалел себя из-за приставаний Кэррига, но по сравнению с этим… мужчина против женщины… Да этот парень настоящее чудовище. Помню, я спросил доктора Ву, можно ли сделать Уилбура человеком, если заставить человеческое в нем превзойти чудовищное. Представляю парня в этом доме, как он сидит там, не испытывая угрызений совести, ни о чем не сожалея.

Выхожу из машины, хлопаю дверцей и иду, зная, что собираюсь сделать. Та моя половина, тот мальчишка, что читает «Телеграф», тянет меня за рукав рубашки: «Ты уверен? Ты ведь знаешь, что люди в большинстве своем хорошие». Но прощать я больше не намерен, с этим покончено.

Жму на кнопку треклятого звонка. Смогу ли? Монстр приоткрывает дверь; в руках у него ружье. Смогу. Пинаю дверь ногой. С такой силой, какой и сам еще не видел, потому что раньше всегда пытался ее удержать. Кто бы мог подумать, что это так приятно, ощутить выброс мощи, от которого, как на американских горках, захватывает дух. Это за справедливость. За добро.

Он успевает лишь только посмотреть на меня, и в следующее мгновение монстр уже мертв. Жизнь погасла в его холодных как лед голубых глазах.

Здесь что-то другое, не такое, как в прочих случаях. Я не плачу, не рву на себе волосы. На душе покойно. Выключаю жуткую грохочущую музыку. Замечаю банку пива. Пива он больше не попьет. И женщин бить не будет. Из-за меня. Из-за того, что я могу сделать. Из-за того, что я могу помочь.

На обеденном столе у этого мерзавца целый комплект угощений для его личного Дня благодарения — телефоны, пустые пакетики, весы, брикеты с дурью. Аккуратно, как младенцев, несу брикеты в ванную. Вскрываю — какие сладкие звуки, хлопки, — высыпаю в унитаз. Даже не верится, что это способно убить. Сколько детей не умрут теперь от передоза, думаю я и знаю, что совершил здесь доброе дело.

Помню, как мама пришла домой после своего первого дня в «Ти-Джей Макс»[72]. Так приятно чувствовать, что у тебя есть цель, сказала она и была права. Приятно.

Через пару дней в «Бостон геральд» появляется объявление об Уоррене «Даблъю» Шмидте. Ему было двадцать два. На его счету сорок один арест. По всему городу у него были наркопритоны, трижды ему предъявляли обвинение в изнасиловании. На проблемы с сердцем ранее не жаловался, но его смерть стала результатом обширного инфаркта.