У чужих берегов - Георгий Лосьев

Да, море зовет к себе... Зовут ясные зори и седые туманы. Зовут ласковые волны заливов и свирепые накаты, бьющие в твердыни скал. Зовут бескрайние дали и вызолоченные солнцем паруса. Даже ревущие штормы, ураганы, тайфуны зовут.

Ибо штормы и тайфуны – это борьба и романтика. А какой русский человек равнодушен к борьбе и не романтик!

Это случилось в тридцать четвертом, глубокой осенью. Именно тогда, когда море начинает разбойничать и на память приходит Гейне.

Это было ЧП. Морское ЧП, в котором герои отдавали свою жизнь спокойно и просто, а трусы и подлецы сеяли панику.

В истории человечества героизм и подлость всегда шли на параллельных курсах, а где-то меж ними болтались обывательщина, трусость, бесхребетность. И всегда так получалось, что мечется-мечется трусливая душонка меж двух полюсов, и в конце концов притянет ее течением к низости, подлости.

Случилась беда с танкером «Дербент» и с танкером «Туапсе».

Так случилось и с пароходом «Свердловск».

Только о «Дербенте» и «Туапсе» уже написаны книги и выпущены кинофильмы, а о «Свердловске» еще ничего нет.

Я делаю это впервые, спустя тридцать с лишним лет после события, о котором лишь упомянуто в одном из морских учебников.

Прошедшие годы позволяют мне назвать корабли их подлинными именами, но фамилии участников трагедии всюду вымышленные.

В 1934 году началось планомерное освоение северных морских путей.

Последние могикане капиталистического предпринимательства из породы Чарли Томпсона в срочном порядке отбывали с насиженных мест восвояси – в Америку, Англию, Японию.

На место Алитетов, уходивших в горы, появлялись новые и новые отряды следопытов и воспетую писателем Фраерманом экзотику Чукотки и Камчатки превращали в нормальный северный советский быт. 1934 год по праву может быть назван «морским годом» нашей родины.

В этом году советские моряки развенчали легенду о несуществующей Земле Санникова. К северу от архипелага Норденшельда открыли и нанесли на карту острова Кирова; доказали, что земля Джиллеса выдумана иностранными честолюбцами; открыли остров Сидорова и в проливе Шокальского еще восемь островов, назвав весь архипелаг Красноармейским.

В тридцать четвертом знаменитый «Сибиряков» впервые в истории полярного мореплавания без зимовки прошел от Архангельска до Берингова пролива. Рекордно короткое плавание совершили наши моряки и ученые на ледорезе «Литке», покрыв расстояние Владивосток – Мурманск за 63 дня. Трагическая эпопея «Челюскина» дала стране первых героев-звездоносцев. И еще многое было свершено на морях и океанах нашими моряками в тысяча девятьсот тридцать четвертом... Это был стиль эпохи, стиль времени.

Для освоения необжитых мест, для новых открытий были нужны корабли. Много кораблей. Старый русский торговый флот белогвардейцы почти полностью угнали за границу и, продав его за бесценок иностранным пароходным компаниям, пооткрывали опиекурильни и кабаки с продажей фальшивой «русской» водки и песенками Александра Вертинского.

Первый начальник первого советского дальневосточного пароходства, капитан дальнего плавания и прекрасный морской писатель, беспартийный большевик Дмитрий Лухманов четыре года судился с заграничными скупщиками краденого, но так ничего и не высудил.

Уведенные белыми пароходы были потеряны для России.

Советское правительство начало строить новые суда, получившие обобщенное название «серии северняков» (название исходило из назначения этих судов: плавание в Арктике и суб-Арктике).

«Северняком» новой отечественной постройки был и «Свердловск» – отличный корабль, конструктивно отработанный для плавания в тяжелых условиях высоких широт, полугрузовой-полупассажирский, поставленный на линию Владивосток – Магадан – Петропавловск-Камчатский.

«Свердловск» вышел в обратный рейс из Магадана во Владивосток в ноябре.

Пароход шел в балласте, то есть без груза, но имел на борту больше девятисот пассажиров. Это были рабочие с предприятий колымской горнодобывающей промышленности, демобилизованные красноармейцы и небольшое количество интеллигентов, окончивших трехлетний договорный срок работы на Севере. Кроме них в твиндеках находилась значительная группа освобожденных с мест заключения и людей с авантюристическими склонностями, любителей длинного рубля.

В Петропавловск пароход зашел для бункеровки и забора пресной воды. Служил я тогда в военной прокуратуре флота и в те дни тоже находился в Петропавловске, завершая длительную командировку.

Вдруг – телеграмма от магаданского прокурора:

...Порядке статьи сто двадцать третьей УПК прошу зпт выехав пароходом «Свердловск» Владивосток закончить расследование делу арестованного Магадане второго помощника капитана Расторгуева зпт частности произвести следующие действия двтч...

Следовало подробное описание моих действий.

Расторгуев обвинялся в крупной и систематической спекуляции продуктами. Насколько я понял из текста телеграммы, у Расторгуева на «Свердловске» были соучастники. Требовалось доказать их виновность и привлечь к ответственности.

Ну, что ж! Вместо предполагавшегося скоростного рейса на военном корабле придется отправиться «торгашом»...

Стояла мокрая и мозглая камчатская осень, полная липких туманов, тоскливого дождя и тяжелых снежных хлопьев.

Нахлобучив фуражку и подняв ворот шинели, я шел в порт. Знаменитая Авачинская бухта сердито шипела и сплевывала на берег сгустки пены, словно негодуя на непогоду и жалуясь, что ей, окруженной со всех сторон горами, никак не удается хватить по городу настоящим штормом.

Пустынно было на рейде. Уже ушли все корабли, и только два запоздавших логгера на якорях клевали носами воду. В свинцовом небе не реяли чайки, и лишь один орел памятника Славы, стоявшего тогда на песчаной косе бухты, распростер над Авачей свои бронзовые крылья.

Знакомый капитан порта сообщил:

– «Свердловск» штормует. В море 9 баллов. Если все будет в порядке, должен подойти завтра утром.

Моряк никогда не ответит безусловно на вопрос о времени прихода судна в порт. Он, например, не скажет: «Будет в порту ровно в десять часов». Помолчав минуту-другую, моряк обведет хмурым взором тусклый горизонт и скажет: «Должны прийти завтра утром».

Если же еще не позавтракал и после вахты зол на весь мир, то съязвит: «Рельсы по океану все еще не проложили. И чего только ученые смотрят?..»

Капитан Камчатского порта не нес ночной вахты и не был особенно загружен работой: навигация кончалась, и рейд был почти пуст. Вероятно, поэтому он не упомянул про рельсы и не ругнул ученых за техническую отсталость флота от железной дороги. Однако от дальнейшей беседы уклонился и внезапно предложил мне прогулку на катере – полюбоваться штормовым океаном.

«Свердловск» пришел в Петропавловск на вторую ночь.