Золотые рыбки - Алена Судакова

К соседней могиле подошла старуха, запричитала, закрестилась. Ей не было никакого дела до Вадима, но она мешала. Мешала ее черная одежда, бахрома черного платка на плечах, седые космы. Дрожащей рукой она сметала с памятника сухие листья березы, зажигала и ставила свечку в красном плафончике.

— Уходи! — тихо шептал Вадим.

Словно послушавшись, старуха вскоре ушла.

Снова наступила благословенная тишина: он ждал знака от матери и знал, что получит его. Но пока что летали над головой самолеты, сбивая с мысли, да иногда проезжал трактор, чтобы выкопать новые могилы.

— Знаешь, мама, кажется, я научился бояться. Мне не нравится страх, он душит меня. Я не могу дышать и страшно потею. Где я ошибся, мама? С манекеном? Мне хотелось подшутить над ними.

Он сделал все очень аккуратно: унес со склада списанный манекен, который кто-то забросил в угол, одел его, приклеил волосы Анны, Ники и Веры. Вышло неплохо. Труднее всего оказалось найти подходящую коробку для манекена. Но он нашел — на складе, от мебели. Довез на попутке до брошенной больницы. Конечно, это было опасно. Его могли запомнить. Но он так ловко задурил водителю голову болтовней про ремонт! Сам развеселился.

Веселился и тогда, когда устраивал спектакль для Краснова: укладывал «жертву» поизящнее, резал жесткое горло, рисовал буквы и рассеивал «кровь». Главное, чтобы они поняли.

Ему повезло. Да ему в последнее время очень везло! Пока он раздумывал, как анонимно позвонить в полицию и намекнуть на серийного убийцу, появилась бомжиха. Она шла, тяжело отдуваясь, — волокла сумку с бутылками. Остановилась в соседнем помещении, и Вадим успокоился. Может, и ее включить в спектакль?

Бомжиха топталась, вытаскивая из карманов нехитрый ужин — недоеденный пирожок и полбутылки пива. Десерт — сигаретный бычок. Потом она принялась укладываться спать: стелила картон, приноравливалась лечь так, чтобы ноги не лежали на голом бетоне. И все что-то бурчала.

Вадим наблюдал за ней, раздумывая, как поступить. Потом тихонько подволок манекен так, чтобы не испачкаться в краске: ему еще возвращаться обратно.

Спрятавшись за угол, приподнял пластмассовую руку и тихонько позвал именем, которое первым пришло в голову:

— Прасковьюшка…

Бомжиха замерла, потом судорожно перекрестилась и икнула.

— Васьк, ты что ли? Вась…

Встав на колени, она поползла вперед. Вадим спрятался в темном углу, где было накидано какое-то тряпье и валялся грязный брезент. Бабка осторожно выглянула, увидела забрызганные «кровью» стены и заорала. Так громко, что Вадим смеялся и не слышал собственного смеха. Она еле-еле поднялась на ноги, пятясь, добралась до лестницы, скатилась вниз и побежала к трассе. Вадим выбрался из здания с другой стороны и кинулся к кустам боярышника. Только бы повезло! Пока что все выходило как по-написанному: бабуля сработала на отлично. Тормознула машину, заставила водителя позвонить в полицию. Пора было уходить. Но азарт оказался сильнее потливого страха, и Вадим дождался патрульной машины. А после ушел. Переоделся в новую одежду, забрал старую с собой и уехал на попутке. Он оставил Краснову «письмо» — если тот не дурак, то прочтет его.

Казалось, все прекрасно. Но близилась ночь, и Вадим начал переживать. Рыбок едва не забыл покормить. А они ждали, тыкались пучеглазыми мордами в стекло: Ванда, Зизи, Хельга.

— Плывите сюда, плывите, мои дорогие…

Неужели он прокололся?..

Этот вопрос он задал сейчас матери. Жаль, что ответа не слышно. Но под кладбищенскую тишину думалось легко. И страха тут не было. А на работе — был. Вдруг его вычислят по манекену? Пластмассовая кукла не давала покоя. Теперь, если на складе появлялись чужие люди, Вадиму мерещилось, что пришли за ним. Долго в таком напряжении он не выдержит, сорвется. А так бы не хотелось срываться сейчас, когда нашел ее!

Она красива. Слишком красива для поганого мента! Он не сможет понять ее изящества, утонченности, шарма. Такую женщину, как Алена, нельзя просто любить. Ею нужно восхищаться!

Вечерело. Вадим последний раз взглянул на могилу матери, убрал слизняка, ползущего по цоколю, и дотронулся до земли.

— Я скоро приду, мама. Насовсем.

Эта мысль мелькала не первый раз и уже не пугала. Он всегда знал, что не сможет жить без матери. Они связаны неразрывно — он, мама и… Алена.

Теперь Вадим знал, что делать: уйти и прихватить с собой ее.

* * *

Сколько всего, оказывается, может рассказать пластмассовая кукла!

Семен с Владом ездили по адресам магазинов, где заказывали подобные манекены. Магазинов было около сотни. Не так много, если учесть количество разных торговых центров, бутиков и тому подобное. Они приезжали и задавали одни и те же вопросы, видели удивленное выражение на лицах продавцов и менеджеров.

— Заказывали ли мы таких куколок? — тощий менеджер, парень лет двадцати двух, в идеально накрахмаленной и отутюженной белой рубашке, поправил узел галстука. — Да, заказывали. А что?

Посторонние вопросы Влад с Семеном игнорировали.

— В каком количестве, когда, все ли они на месте?

— Я точно не помню, но если нужно…

— Нужно!

И менеджер пошел искать ответы на странные вопросы. Вернулся и выдохнул:

— Все на месте. Восемь штук. Вот документы по доставке.

В других магазинах разговоры получались примерно такими же.

— Поехали в торговый центр на Каширку.

Коноплев послушно развернул машину.

Влад с Семеном сидели на заднем сидении.

— Как у тебя с Аленой?

Семен сморщился.

— Могло быть и лучше. Но я рад и тому, что она перестала играть со мной в молчанку. Здоровается, улыбается. Вчера мы долго разговаривали на лестнице…

— На лестнице? — хмыкнул Влад. Смешок издал и Коноплев.

— Ага, как пионеры, на расстоянии. Звал ее к себе — не идет. К ней — нельзя, дверью по лбу зашибает. Пару шишек уже набил. Так что нахожусь в процессе ожидания ответа.

Но как когда-то говорила одна известная личность, процесс пошел! Она не гнала его, разрешала коснуться руки или щечки, снисходительно принимала букеты роз и хризантем.

Семен видел в ее глазах если и не прежнюю любовь, то заинтересованность. Но он настойчивый и однажды добьется своего, как уже было когда-то.

— Ребята говорили, что ты сделал ей предложение?

Когда Семен обмолвился об этом, Влада в кабинете не было.

— Не жалеешь?

— Чего жалеть, если она его не приняла? — Семен открыл окно полностью, закурил.

— А если бы приняла?

Он был бы счастлив.

А как обрадовались мать с отцом, когда он заявился к ним и бухнул с порога, что женится.