Подвал. В плену - Николь Нойбауэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почти идеальный.
Если не считать одной ссоры, возникшей из-за того, что он не хотел идти в «Макдональдс». Если Лили снова появится, он купит ей хоть все меню. Только бы она объявилась.
Он поднял куртку. Она пахла как новая. Лили даже ни разу ее не надела, она ушла без зимней куртки. А температура на градуснике скоро снова опустится ниже минус пятнадцати. Если… если…
Он больше не думал о «если».
Было еще одно дело, которое ему следовало уладить. Тяжело ступая, он отправился в сарай, хотя ветер задувал ему за воротник, и притащил в дом сюрприз для Лили. Если подарок будет ждать ее, она ведь обязательно вернется, правда?
Йонна на кухне все еще сортировала покупки. Ее бледное овальное лицо казалось еще более худым, чем обычно. Ханнес должен был подойти к ней и признаться: он не имеет ни малейшего представления о том, что делать дальше.
Он снова забыл, что жена умеет читать его мысли.
– Твой телефон звонил трижды, пока ты был наверху. Поезжай на работу. Ты нужен Вехтеру, – тихо произнесла она. – Я тут подежурю. Ты ведь не можешь просто сидеть на диване и ждать, я тебя слишком хорошо знаю.
– Но…
– Никаких «но». Сейчас от тебя ничего не зависит. Доверься. Поезжай в Мюнхен, чтобы в голове не возникали дурные мысли.
– Хорошо.
– Ханнес? – В ее голосе звучала нерешительность. – Один вопрос.
Йонна обычно была такой уверенной, на нее всегда можно было положиться, – но теперь она потеряла равновесие.
Он развернулся к ней.
– Почему Аня тебя так ненавидит, что даже не разрешала видеться с Лили?
Он покачал головой. «Тебе лучше этого не знать. Только не сейчас. Позже. Или вообще никогда. Не напоминай мне об этом».
Ничего не ответив, Ханнес молча отправился к машине.
По дороге к Паульссену Элли последний раз разговаривала по телефону старомодным и незаконным образом: прижимая мобильник к уху плечом и листая бумаги, лежавшие на пассажирском сиденье. Позади гудели машины. Она притормозила на желтый, и часть бумаг соскользнула на пол. «Я как работник полиции должна бы служить хорошим примером», – подумала она и, когда загорелся красный сигнал светофора, набрала следующий номер.
Адвокатская контора.
– Добрый день, это Элли Шустер из уголовной полиции Мюнхена. У меня появилось несколько вопросов по делам госпожи Беннингхофф. Документы по одному делу я так и не получила. У меня есть номер в списке, но документов нет.
– Я не могу поверить. Мы вам передали абсолютно все. О каком номере идет речь?
– 362/08.
В приемной адвокатской конторы Видеманна кто-то лихорадочно кликал компьютерной мышкой.
– Вы должны были получить документы по всем делам. Технически по-другому невозможно.
– Но этого дела нет, мне очень жаль.
– Я отсюда не могу извлечь архивы. Мы пришлем вам документацию. Возникла какая-то проблема?
– Просто хочу, чтобы у меня было все, обычная рутина.
– Как пожелаете. – Послышалось клацанье ногтей по клавишам. – Мы отправим вам электронное письмо с вложением. До свиданья.
Элли бросила телефон на сиденье. Самое время подыскать свободное место для парковки. Прямо у нужного ей дома призывно зияло пустое место под знаком «Стоянка строго запрещена».
В доме престарелых ее отшили сразу на проходной.
Ей сообщили, что господин Паульссен уже спит. Он плохо себя чувствует. В пансионе как раз начался ночной отдых. И санитаров с дневной смены уже не было на работе.
В этом заведении, казалось, жизнь прекращалась сразу после семи часов, в столовой не горел свет, из комнат доносилась приглушенная какофония канала «ZDF History» и передачи «Музыкальное подворье»[40]. Под вой падающих бомб и переливы аккордеона Элли решила стратегически отступить, вздохнув с облегчением от того, что сегодня ей не придется ходить по этим коридорам. Завтра с утра будет намного легче. У Элли образовалось неожиданное окно – свободное время. Но было еще одно дело, которое можно уладить и в темноте. Если секретарша не пришлет архивные документы, с этим справится другой человек из конторы.
Она развернула машину в сторону района Паркштадт. Неожиданно из-за поворота перед лобовым стеклом вынырнули башни-близнецы «Хайлайт Тауэрс», украшенные голубыми габаритными огнями, словно забытая рождественская декорация. Вехтер вроде бы ходил туда вчера? Казалось, эти башни притягивали их в свою орбиту, словно обладали собственной гравитацией. Но не они были целью Элли. Она припарковала машину перед разноцветным доходным домом, который словно пригнулся под сенью громадного офисного центра, и позвонила в дверь.
– Я знал, что вы снова придете, – произнес Алекс прокуренным голосом.
– Вы могли бы этого избежать, если бы передали мне все документы.
– С чего бы мне этого избегать? – Он попытался скрасить свои слова улыбкой, но не получилось.
– Потому что по улицам все еще бегает убийца.
– Это никак не связано с убийством. Проходите, и я объясню вам почему.
Алекс двинулся вперед по узкому коридору – ущелью между куртками и переполненными полками.
– Извините, – сказал он. – Я много работаю и слишком редко бываю дома, чтобы наводить порядок.
«Еще одного такого человека я хорошо знаю, – подумала Элли. – Почему подобные типы липнут ко мне волшебным образом?»
На кухне в блюдце тлела сигарета. Стол был завален школьными тетрадками, непрочитанными письмами и чашками, в которых еще оставался кофе. Алекс набросил шерстяное покрывало на диван, прикрыв прореху в обивке, и выключил ламповый телевизор. Видимо, кухня служила еще и жилой комнатой. Элли села за стол и вытянула ноги. Так хорошо сидеть в светлой комнате! В последние дни Элли бегала в темноте, словно пробираясь сквозь липкий ил.
Алекс оперся на кухонный гарнитур.
– Кофе?
Она взглянула на дегтеобразную массу в кофеварке и покачала головой:
– Нет, спасибо, я уже достаточно проснулась, чтобы видеть все вокруг. Вы не были на похоронах.
– Я не люблю кладбища.
– А по вашему виду и не скажешь.
– Вы думаете, я слоняюсь среди надгробий, пью красное вино, слушаю «The Sisters of Mercy»[41] и планирую самоубийство? – рассмеялся он. – Нет, если тебе больше четырнадцати лет и ты произвел на свет новых людей, это уже не приносит удовольствия. – Он взял чашку с холодным кофе, отпил и поморщился. – Но вы ведь сюда приехали не из-за похорон.