Поцелуй Мистраля - Лорел Гамильтон

– Благие так не думают, - заметила я.

– Ступай, возвращайся к себе. Забери с собой своюстражу и свою магию, и оставь мне то, что осталось от моего сына.

Она практически признала, что если бы Сель сейчас полез вдраку со мной, он бы погиб.

– Я уеду только со всеми стражами, кто захочет со мнойуехать, - сказала я со всей твердостью, на какую отважилась.

– Мистраля ты не получишь, - ответила она.

Я едва удержалась, чтобы не обернуться, не поглядеть, какего большие ладони гладят громадных псов, созданных его прикосновением

– Да, я помню. Ты сказала мне в мертвых садах, чтоМистраля ты мне не отдашь.

– И ты не станешь спорить? - спросила она.

– А что мне это даст?

В голосе у меня легчайшей ноткой прозвучала злость. Гончиетеснее прижались к моим ногам, прислонившись всем чем можно, словно напоминая,что мне нельзя терять голову.

– Только одно может привести Мистраля к тебе в Западныеземли - если ты забеременеешь. Отца твоего ребенка я к тебе отпущу, кем бы онни был.

– Если забеременею, я дам тебе знать.

Я с трудом сохранила спокойствие. Мистралю за ночь со мнойпридется заплатить, я это читала у нее в лице, слышала в голосе.

– Я уже не знаю, чего и желать, Мередит. Твоя магияпромчалась по моему ситтину, превращая его в нечто веселенькое и солнечное. Вмоей пыточной теперь цветущий луг!

– Что мне ответить, тетя Андис?

– Я мечтала о возрождении магии фейри, но в тебеслишком мало от моего брата. Ты превратишь нас в еще один Благой двор нарадость человеческой прессе. Придашь нам красоты, но уничтожишь то, что насотличает.

– Со всем почтением позволю себе не согласиться, -прозвучал голос из группы мужчин, Шолто шагнул вперед. Татуировка у него наживоте снова превратилась в пучок щупалец, бледных, светящихся и страннокрасивых - как морское животное, как медуза или актиния. Впервые в жизни явидела, как он с гордостью демонстрирует щупальца. Он стоял прямо и гордо, скостяным копьем и ножом в руках, а рядом стоял громадный белый пес с рыжимипятнами - по-разному расположенными на трех его головах. Тыльной стороной руки,в которой держал нож, Шолто погладил пса по одной из чудовищных голов.

– Мерри делает нас прекрасными, это верно, моякоролева. Но красота эта странная и чуждая, Благой двор никогда ее не примет ине потерпит.

Андис загляделась на Шолто, и мне показалось, в глазах у неемелькнуло сожаление. Магия Шолто сияла в нем, от него прямо в ночь дышалосилой.

– Ты с ним была, - спокойно сказала мне королева.

– Да, - подтвердила я.

– И как оно?

– Наш оргазм вызвал к жизни Дикую охоту.

Она вздрогнула; на лице у нее появилось такое вожделение,что я напугалась.

– Изумительно. Может быть, как-нибудь я его испытаю.

Шолто заговорил снова:

– Было время, моя королева, когда мысль оказаться втвоей постели наполнила бы меня радостью. Но сейчас я наконец понял, кто я. ЯКороль Слуа, Повелитель Всего, Что Проходит Между, и я не стану подбирать крохисо стола кого бы то ни было из сидхе.

Андис издала резкий звук - почти змеиное шипение.

– Надо думать, ты очень сладкий кусочек, Мередит. Одинтрах с тобой - и все идут против меня!

Безопасного ответа на это не было, так что я ничего и несказала. Просто стояла в окружении своих мужчин, чувствуя теплую тяжестьпривалившихся к ногам собак. Интересно, была бы королева агрессивней, если б небыло собак - в большинстве, бойцовых пород? Магии она опасалась - иливещественной формы, которую эта магия приняла?

Кто- то из мелких терьеров зарычал, будто дав сигналостальным. Всю ночь вдруг наполнило рычание, басовый хор, дрожью отдавшийся впозвоночнике. Я потрепала по головам тех, до кого могла дотянуться, успокаивая.Теперь я знала, что Богиня послала мне защитников. И была ей очень благодарна.

– Гвардейцы Селя, что не давали ему клятв - ты обещала,что они перейдут ко мне, - напомнила я.

– Я не стану лишать его всех знаков своегорасположения, - ответила она. Гнев ее словно потрескивал в ледяном воздухе.

– Ты дала слово, - не отступала я.

Собаки опять зарычали, терьеры даже залаяли - обычное делодля терьеров. И тут я поняла, что Дикая охота не исчезла, только преобразилась.Собаки - это были псы Дикой охоты. Легендарные псы, что преследуютклятвопреступников в заснеженных лесах.

– Не смей мне угрожать! - крикнула Андис. Эамон тронулее за плечо. Она отдернулась, но кажется, пришла в себя. Дикая охота всехуравнивает в правах, королей тоже. Стоит ее охотникам встать на след, и онитебя загонят.

– Не думаю, что я здесь главный охотник, - сказала я.

– Не стоит нынешней ночью забывать о клятвах, вашевеличество. - Густой как патока голос Дойля наполнил ночь, как будто взастывшем морозном воздухе слова весили больше обычного.

– Так это ты возглавишь охоту, Мрак? Покараешь меня заизмену?

– Дикая магия редко дает выбор, моя королева. Стоит ейовладеть тобою, и ты - только орудие, магия вертит тобой в своих целях.

– Магия - это инструмент, а не сила, которойподдаешься.

– Твоя воля, королева Андис, но я прошу тебя неиспытывать сегодня терпение ищеек.

Почему-то показалось, что Дойль имеет в виду не толькособак.

– Я сдержу свое слово, - сказала она тоном, ясноговорившим, что сдержит она его только потому, что выбора не осталось. Онаникогда не умела красиво проигрывать, ни в большом, ни в малом. - Но ты уедешьнемедленно, Мередит, сию же минуту.

– Нужно послать за другими стражами, - сказала я.

– Я приведу тех, кто пожелает уехать с тобой, Мередит,- предложил Шолто.

Он держался с такой уверенностью и силой, каких раньше ненаблюдалось. «Уродство» его было на виду, но воспринималось теперь какестественная часть его тела, такая же нужная, как рука или нога. Может,лишившись щупалец, он понял, что на самом деле ими дорожит? Не знаю. Это онпрозрел, если прозрел, а не я.

– Ты тоже на ее сторону встал? - спросила Андис.

– Я король слуа. Я слежу, чтобы чтились клятвы, данныеи принятые. Помни, королева Андис, что до нынешней ночи только слуа вели Дикуюохоту. А слуа веду я.

Андис шагнула вперед с угрожающим видом, но Эамон ееотдернул назад, торопливо нашептывая что-то на ухо. Что - я не слышала, но онапостепенно расслабилась, прислонилась к нему, позволила себя обнять. На глазаху враждебно настроенных зрителей она позволила Эамону себя обнимать.