Поцелуй Мистраля - Лорел Гамильтон

Мне нужно было представить этих тварей из туч. Щупальца,пронизанные серебром и золотом, белоснежные мускулы чистой магии. Боль швырнуламеня на колени. Джонти протянул ко мне руку и я зашипела:

– Не трожь меня!

Магия жаждала пустить кому-то кровь. Стоило ему менятронуть, и она нашла бы себе цель.

Я закрыла глаза, мысленно рисуя нужную картину. И когдаувидела ее в голове - сияющую, плывущую, - я снова вытянула вверх левую руку ибросила в мысленный образ всю эту режущую боль. На один слепящий, захватывающийдух миг боль усилилась: все вокруг на миг превратилось в боль, в бездну боли. Апотом я снова смогла дышать, боль отошла… и я поняла, что рука крови нашла себезанятие.

Я не открывала глаз, чтобы ни на кого не отвлечься - бояласьснова повредить гоблинам, если их увижу. Я знала, чьей крови хочу. Они леталивысоко у нас над головами. Я думала об этих прекрасных существах. Почему онидолжны быть ужасными? Страна фейри так красива, зачем в ней жить ужасам икошмарам?

Над головой зашумели крылья, и я открыла глаза. Я лежаланавзничь на плаще Падуба, хотя не помнила, когда упала. Над нами, так низко,что задевали крыльями колпак Джонти, летели лебеди. Они блистали белизной влунном сиянии - больше двух десятков, и не померещилось ли мне то, что я виделау них на шеях? У них там правда золотые ошейники? Быть не может - это тольколегенды…

Колпак, которого я не помнила по имени, произнес мои мысли вслух:

– У них на шеях золотые цепи.

А потом я услышала клич гусиной стаи. Гуси пролетели наднашими макушками, следуя тем же курсом, что и лебеди. Я запуталась в полахфэбээровского пальто, вставая, и чуть не упала. Джонти меня подхватил, и ни сомной, ни с ним ничего не случилось. Я чувствовала легкость и приподнятость,словно рука крови вдруг стала чем-то другим. О чем я подумала перед тем, какнад нами полетели лебеди? Что красота в волшебной стране слишком частооборачивается кошмаром?

Теперь над нами летели журавли - птицы моего отца, егосимвол. Они летели низко и взмахивали крыльями, будто салютуя нам.

– Они падают! - закричал Битек.

Я посмотрела, куда он показывает. Грозовые тучи исчезли, а сними и большинство тварей. Их было так много - они просто кишели, - а теперьосталось только несколько, меньше десяти, и одна уже рухнула на лес. Вот упалавторая, и я услышала, как с пушечным треском ломаются ветки под ее тяжестью, иувидела, как бросились врассыпную мужчины - слишком далеко, чтобы понять, кто именно.Жив ли Дойль? А Мистраль? Успела ли моя магия вовремя?

Мысленно мне пришлось наконец признать, что важнее всех дляменя Дойль. Риса я тоже люблю, но не так, как Дойля. Я согласилась с собой.Признала, пусть не вслух, что если Дойль умрет, то с ним умрет что-то во мне.Это случилось тогда, на парковке, когда он втолкнул в машину меня и Мороза,когда отдал меня Морозу. «Если не я, то ты», - сказал он Морозу. Мороза я тожелюбила, но теперь я поняла. Если бы я сейчас выбирала себе короля, я знаю, кто быим стал.

Жаль, что выбор зависел не только от меня.

Они бежали к нам, и гоблины расступились, образовав для моихстражей коридор. Когда я наконец разглядела высокую черную фигуру, что-тоотпустило у меня в груди, и я расплакалась. И пошла к нему. Не чувствуя мерзлойтравы под ногами, не чувствуя колких стеблей. Потом я побежала, и рядом со мнойбежали красные Колпаки. Я подобрала полы пальто, как подол длинного платья,чтобы не мешало бежать.

У Дойля оказались спутники - собаки, огромные черные собакивились у его ног. Я вдруг вспомнила сон, в котором я видела его с такимисобаками, и земля поплыла у меня из-под ног, видения и реальность смешались вглазах. Собаки подбежали ко мне раньше, терлись об меня теплыми боками,громадные пасти дышали жаром мне в лицо, когда я тянулась их погладить, вставна колени. Черная шерсть покалывала ладони магией.

Под моей рукой собачья спина дернулась, шерсть стала мягче итоньше, тело не таким плотным. Я подняла глаза и увидела изящную гончую -гладкую, белую, с рыжими ушами. У другой морда была наполовину рыжая,наполовину белая, словно кто-то покрасил точно половину морды. Никогда в жизнине видела такой красивой собаки.

Но тут передо мной оказался Дойль, и я бросилась к нему вобъятия. Он поднял меня на руки и сжал почти до боли. И я хотела, чтобы онкрепко-крепко меня прижимал. Хотела чувствовать, что он настоящий. Знать, чтоон живой. Мне нужно было его трогать, чтобы убедиться, что это правда. Нужнобыло, чтобы он трогал меня, чтобы убедил, что он все так же мой Мрак, мойДойль.

Он шептал мне в макушку: «Мерри, Мерри, Мерри».

А я цеплялась за него, растеряв все слова, и плакала.

Все остались живы, даже полицейские, хотя кое-кто отвиденного тронулся умом. Аблойк напоил их из своего кубка, и они заснуливолшебным сном, от которого очнутся, забыв обо всех кошмарах. Магия не всегдаплохая штука.

Черные собаки оказались чудесными: они превращались взависимости от того, кто их гладил. Под рукой Аблойка они становилисьмаленькими собачками, будто созданными, чтобы лениво лежать у камина, белыми срыжими пятнами - болонками страны фейри. Прикосновение Мистраля превращало их вгромадных ирландских волкодавов, не в тощих выродившихся современных собак, а вгигантов, которых так боялись римляне - такие псы могли перекусить хребетлошади. Еще кто-то превратил одну в зеленошерстную Ку Ши[4], исобака радостно помчалась к холму Благих. Интересно, что подумает при виде еекороль Таранис? Наверное, объявит свидетельством своей растущей силы.

Вместе с давно утерянным достоянием страны фейри ко мневернулись те, кого я ценила гораздо больше. Голос Галена заставил меняповернуться в объятиях Дойля. Гален бежал по снегу, а на его пути расцветалицветы, словно там, где он прошел, наступала весна. И все остальные, кто исчез вмертвом саду, были с ним. Никка появился посреди облака фей-крошек, и Аматеон -у него на груди неоновой кровью сиял вытатуированный плуг. Я заметила Готорна:в темных волосах у него мерцали живые цветы. Волосы Адайра развевались ореоломогня, такого яркого, что лица было почти не разглядеть. Айслинг шел в стайкепевчих птиц; он был обнажен, только клочок черной вуали прикрывал лицо.

Не видно было одного Онилвина. Я подумала, что сад оставилего себе, но тут услышала, как кто-то далеко зовет меня по имени. А следомдонесся отчаянный крик Онилвина: «Нет, мой господин, нет!».

– Не может быть… - прошептала я, взглянула на Дойля иувидела, как на его лице тоже проступает страх.

– Это он, - подтвердил Никка.

Гален прижался ко мне, словно к последней опоре в мире.Дойль немного разнял руки, давая ему обнять меня.