Столица беглых - Николай Свечин

— Жалко горцев, — не поддержал мнение доктора сыщик. — Я много бывал на Кавказе, очень люблю грузин. Ведь достойные люди, храбрые, гостеприимные. А эти? Из-за них пятно ложится на целый народ.

— К нам приезжает исключительно смитье[46], — согласился полицмейстер. — Издавна повелось. Да, репутацию грузинам они крепко испортили…

— Что с Бакрадзе? — спросил Алексей Николаевич у Бойчевского, когда эскулап ушел.

— Уже холодный. Кто его так, свои же?

— Да. Он был моим осведомителем. Видимо, Нико узнал и…

— Бакрадзе был вашим осведом? Вы же говорили, что он отказался. Патентованный убийца. Самый дикий и необузданный человек, весь в крови!

— Чистенький, Василий Адрианович, не может сказать ничего важного. Он просто не знает. Именно Георгий выдал мне пивную Согришвили, где вы так геройски проявили себя.

— Все равно, Алексей Николаевич, я рад, что он отправился в ад, там ему самое место, — упрямо заявил Бойчевский.

— Радоваться особо нечему. Мы потеряли информанта, а Ононашвили лишился опасного противника.

Так «иван иваныч» ответил на удар. Лыкову теперь оставалось надеяться лишь на Азвестопуло. Тот успел доложить начальнику о своей встрече с Нико, после чего Саблин отвез его в Илимск. Сергей начал там осваиваться. Но вопрос с экстренной связью оставался пока нерешенным. Если вдруг Серегу Сапера выдернут на гранд, он не успеет сообщить об этом Лыкову. И тогда «демону» придется действовать на свой страх и риск.

После покушения на коллежского советника обстановка в Иркутске разом успокоилась. И бандиты, и сыщики нуждались в отдыхе. Люди Аулина накрыли на Кругобайкальской мастерскую по выделке поддельных золотых пятерок из меди. Письмоводитель городского управления полиции Рябиков проиграл в карты пять тысяч казенных денег. На Мастерской улице обнаружили сорок пудов пропавшего у военных алюминия. В городе шла обычная жизнь…

Алексей Николаевич получил шифрованную телеграмму от директора Департамента полиции. Зотов передавал приказание генерала Курлова: оказать содействие Иркутскому ГЖУ в изобличении шпионов. В город со дня на день должен был прибыть известный путешественник подполковник Козлов. Он возвращался из очередной экспедиции, которую газеты называли Монголо-Сычуаньской. Журналисты восторженно писали, что Козлов раскопал в пустыне Гоби целый город. Это был мертвый тангутский город Хара-Хото, существовавший с XI по XIV век. В его развалинах русский путешественник обнаружил библиотеку из 6000 уникальных свитков. В Иркутске он должен был сделать первый доклад о своих находках.

Лыков знал подполковника с другой, негласной стороны. О ней коллежскому советнику поведал его сын Николай Лыков-Нефедьев. Петр Кузьмич Козлов был опытным сотрудником военной разведки, специалистом по Монголии, Восточному Туркестану и Тибету. Попал он в эти дикие места с легкой руки своего земляка Пржевальского. За участие в экспедиции 1883–1885 годов Козлов был представлен великим путешественником и разведчиком к солдатскому «Георгию», чем весьма гордился. Еще он лично доставил в частный заповедник Фальц-Фейна «Аскания-Нова» несколько лошадей Пржевальского, где те впервые в мире дали приплод в неволе.

Поручик Лыков-Нефедьев участвовал в секретных русско-тибетских переговорах с Далай-ламой XIII, сначала в Лхасе, а потом в Урге. Он был связником, а сами переговоры вел Петр Кузьмич. Англичане, оберегавшие Тибет от российского влияния, имели на подполковника большой зуб, но это его мало беспокоило… Раскапывая руины Хара-Хото, Козлов параллельно решал задачи разведки. Ему опять помогал в этом Николка. После соглашения 1907 года «Большая Игра» — русско-британское противостояние в Восточной Азии — вроде бы пошла на убыль. Но это было внешнее впечатление. Шпионаж никуда не делся, он лишь приобрел более скрытые формы.

Подполковник не просто возвращался из очередной длительной экспедиции. Он вез с собой рапорты о происках вражеских разведок в Восточной Сибири. Курлов приказывал коллежскому советнику изучить эти донесения совместно с начальником Иркутского ГЖУ полковником Познанским. И оказать содействие последнему в изобличении шпионов. Видимо, после совместной с военными операции в Одессе товарищ министра считал Лыкова специалистом контршпионажа.

В конце шифровки Зотов сообщал Алексею Николаевичу, что Козлов везет ему частное письмо от Чунеева — таково было семейное прозвище Николая. Вот это новость! Сыщик не видел сына больше года и считал, что тот скучает в Джаркенте[47], на границе с Китаем. И вот письмо от него приходит из пустыни Гоби… Интересная служба у поручика!

Путешественник делал свой доклад в актовом зале классической гимназии. Собрался весь цвет Иркутска, включая членов Сибирского отдела Российского Императорского Географического общества. Доклад длился три часа. Козлов показывал уникальные рукописи, найденные в мертвом городе. Среди них были буддистские манускрипты, которые считались давно и безвозвратно утерянными. Публика рукоплескала докладчику. С большим трудом тот сумел вырваться из объятий газетчиков, географов и просто любителей путешествий. Алексей Николаевич поймал его на подъезде и представился.

— Рад с вами познакомиться, — заявил подполковник. — Вы такого замечательного сына вырастили! Мне вот Бог только дочку послал. Можете смело гордиться Николаем Алексеевичем. Из него выйдет выдающийся, не побоюсь этого громкого эпитета, исследователь Восточного Туркестана.

Козлов понизил голос и добавил:

— Ну и офицер великолепный. Я всегда и во всем мог на него положиться. Спасибо вам!

— Это вам спасибо, — ответил растроганный папаша. — Говорят, у вас его письмо для меня?

— Оно осталось в гостинице. А…

— Мы сейчас едем к полковнику Познанскому. Потом я провожу вас до гостиницы и заберу письмо.

— Едем, Алексей Николаевич. Хорошо, что вы усилите жандармов. Поручик Лыков-Нефедьев рассказал мне несколько случаев из вашей службы. Впечатляет!

— Чего там отпрыск наболтал? Вот у вас с ним служба: вдали от родины годами… Я бы так не смог.

Подполковник с коллежским советником прибыли на Зверевскую улицу, 14. Познанский их дожидался.

— Ну, Петр Кузьмич, ваш доклад имел оглушительный успех. Я посылал своего помощника ротмистра Семеко послушать, он в восторге.

Лыков вспомнил, как этот Семеко справлял малую нужду посреди Большой улицы, и мысленно усмехнулся. Что тот мог понять в древних манускриптах? Но полковник быстро перевел разговор в деловое русло:

— Вы привезли кое-что и по нашей части?

— Два дела, — ответил Козлов. — Ниточки к ним вьются из Урги.

Он вынул из принесенной с собой папки несколько бумаг.