Одиночка - Маргарита Ронжина

реальны, очищены от фильтра зрелости. Она вводила сложное кормление для ребенка, а поздно вечером, изможденная, после эмоционального словесного обмена с Димой, открывала компьютер и включала графические программы.

И каждый раз, как брала телефон, и каждый раз, как смотрела на новые стены квартиры, сомнения подтачивали ее изнутри.

Принимать Димино внимание и подарки, которые извращенно казались ей то подачками, то подкупом, то кредитом, который так или иначе надо будет отдавать, оказалось сложнее, чем она представляла. Может, Дима, сам того не осознавая, помогал из жалости, благотворительности. Но то, как он Сашу обнимал, как заботился, отбрасывало эти мысли далеко назад.

И все равно баланс между «висеть на ком-то» и «все делать самой» пока не находился. Баланс между благодарностью и чувством зависимости. И Саша все этот злополучный баланс искала, искала. Как должно работать это «брать и давать» между Даней и Димой, между ней и папой, между папой и Димой?

и может, «принимать» умели почти все, а «давать» лишь единицы

как сложно

Конечно, с папой легче. Он давно помогал, она почти не просила, старалась не просить и это лишь вызывало желание помогать но была рада, всегда благодарна. Папа бы обиделся, если она бы в ответ предложила деньги или эквивалентно дорогой подарок. Он бы понял – она хочет откупиться, по рыночной стоимости, не учитывая их родственных отношений, не учитывая их сложной, только настраивающейся любви. Обиделся бы справедливо.

А вот Диме ответить большим подарком можно. Но не с текущими Сашиными финансовыми возможностями. И как раз здесь она чувствовала перекос не так они близки, еще не так

Она чувствовала, что он может «спасать ее», когда она лишь принимает и радуется тому, что он даст. А дать сейчас может немногое и лишь нематериальное. И это было и приятно, и неприятно одновременно. И выглядело это, как будто сама она ничего сделать не смогла и лишь дожидалась своего спасителя. Да, будто она жила, еле справлялась с проблемами, страдала, в квартире без ремонта. Пока не появился мужчина и всех спас. Но ведь это она, Саша, столько сделала, чтобы дойти до шаткого, колченогого внутреннего баланса, устроить жизнь так, чтобы не трястись, как акантовый лист, от каждой, пусть даже мелкой, неприятности.

В спасение верилось, если самой ничего делать не хотелось но у нее как раз наоборот Дело было не в том, что он мужчина, а она женщина. А в чем было дело, она пока не поняла. И конечно, кто-то сказал бы например голос в голове что вот она неблагодарная, к ней все приходят и дают, а к кому-то не приходят и не дают.

Но что на такое можно было ответить, что?

* * *

К концу недели разрывающаяся, изможденная Саша поняла, что медлить с разговором не стоит.

«Я не смогу больше проводить с тобой столько времени», – позовет и скажет она. «Мне надо учиться, мне надо выполнять проект для первого заказчика», – скажет она. И все остальное, мучившее, тоже скажет. Выплеснет.

Про клиента правда. Вика посоветовала ее своему знакомому, которому за выходные нужно сделать рекламный баннер для кофейни. Саша, конечно, очень боялась. Но согласилась на первый в жизни заказ и назвала непомерно низкую стоимость – не такую, как учили на курсах и обсуждали начинающие ребята в чате, в несколько раз меньше. Клиент согласился. Теперь оставалось выполнить работу. И сделать ее качественно.

«Какой хороший парень» – помнится, была песня.

Она пригласила Диму к себе и, пока ждала его с работы, не переставала мучиться. И разговаривать, ей казалось, будет бессмысленно, ведь не тот повод, не тот масштаб, ведь мелочи, мелочи жизни, плюнуть и растереть. А в голове крутилось, крутило, разбивалось о смыслы и значения, усталое

какой хороший парень

какой хороший парень, взял мать-одиночку со сложным ребенком

и сделал им ремонт

одиннадцать с 4/4 (одиннадцать с четвертой четвертью)

она уже влюбилась и каждый раз устала прощаться, а поэтому злилась и на него, и на себя

Когда Дима приехал, Саша тихо и грустно попросила его сесть на диван.

Она знала, что несправедлива, жестока, агрессивна. Она ведет себя как неблагодарная женщина, которая обычно прилагается к «таким хорошим парням»

но она уже влю…

Нет, это не злоба была, не неблагодарность. Звучало даже там, в голове чрезмерно громко, заезженно, но ведь только она одна была ответственна за свою жизнь и жизнь своего ребенка. Кто-то рядом, конечно, мог помогать, но рассчитывать на это было нельзя. Принимать, благодарить – да, рассчитывать – нет.

Взрослые быстро могут расстаться, думала Саша. Взрослые только и делают, что друг с другом расстаются. А дети, дети – это почти, с большими оговорками, но навсегда.

хотя ничто, ничто не бывает навечно

Дима неожиданно ждал разговора, расслабился, и что-то мучившее как будто начало его отпускать. Он предложил брать с собой ноутбук и читать, играть, изучать что-нибудь в соседней комнате с ней. Помогать с посудой и готовкой. Он обещал не приставать и внимательно относиться к ее учебе. Он сказал, что ценит ее независимость. Обещал пока притормозить с музеями, закрытыми кинопоказами, билетами в театр, сложными книгами и совместным бегом по утрам.

Он понял, сказал, что понял, почему Саша так сопротивляется, отталкивает отношения, и больше не обижается, не чувствует себя отверженным, чужим. Он уважает ее волю. Она в свою очередь дала себе зарок не проектировать их отношения, не додумывать за другого человека, а реагировать по ситуации. Пока можно наслаждаться – наслаждаться.

Вечер закончился. Киванука пел: no more pain больше никакой боли, стыда и страданий.

А ночью они долго ласкали друг друга, и в передышке Саша даже подумала, что может же все получиться. И еще, промелькнуло, как он что-то про нее понял, если она еще сама ничего не поняла?

* * *

Неделя была очень загруженная. Она сделала фирменный стиль для учебного курса и, хоть особой похвалы и внимания от преподавателя не получила – в их группе уже наметились звезды, и Саша не входила в их число, – была довольна. Она успела в срок, показала четыре варианта, разных, что-то в своей уставшей голове придумала.

на что-то еще годится голова

И клиент от Вики был доволен. С удовольствием копался в пяти вариантах, выбирал один, просил чуть сдвинуть тут, чуть поменять там, прислал обновленный текст и даже в конце позвонил, чтобы обсудить цвет шрифта в нижнем углу. Первый клиент – это важно, потому что первый, и нужно было выполнить работу хорошо, но Саша устала, говорила вежливо, но прямо.

«Нет, логотип выбивается, уже устарел, – сказала она, – можно, конечно, и его улучшить…» – «А сколько это будет стоить?» – заинтересовался клиент. Саша сказала, что ответит в письме, ей нужно подумать. Обсудила в чате и все равно назвала заниженную цену. Хотелось поработать над реальным заказом, начать собирать портфолио.

«Работаем», – ответил клиент. И отправил сумму за первый макет.

* * *

Папа с Димой за три вечера и два выходных дня облагородили туалет и ванную, собрали шкаф. И бывший мамин дом наконец стал домом Сашиным.

Папа был занят своими – или ее – делами, и так, как Саша думала, они сядут, по душам поговорят, все не получалось. Вроде хотелось и ему, и ей, а потом – быт, Данина диета, лето, и все закрутилось, куда-то несло. Потом папа уехал, пообещав приехать к операции. Но потепление в общении ощущалось, закреплялось, развивалось на расстоянии.

Она училась и уже чуть-чуть, неуверенно, неловко, подрабатывала. Очень тяжело давалась диета, и это было новое мучение, новое для нее испытание. Ведь что ей стоит – объявить, что диета не помогает, и отменить все к чертовой матери.

облегчить себе жизнь

Но надо было идти до конца. Поэтому Саша, посмаковав заведомо нереалистичный сценарий, возвращалась к делам. Но от передышки становилось легче.

И легче, воздушнее стали их с Димой отношения, может, просто потому, что на них и на рассуждения о них у Саши было совсем немного времени.

Даня окреп, загорел, вполне уверенно стал переворачиваться и через месяц начал вставать – с поддержкой – на четвереньки. «Ма-ма-ма», – говорил всем, а к еде стал обращаться