Метро 2034 - Дмитрий Глуховский

Не осмеливаясь глубоко дышать, пытаясь даже не думать —вдруг они услышат, — она медленно приближалась к выходу. Предательски хрустнулапод сапогами разбитая плитка. Еще один неверный шаг, случайный шорох — онипроснутся и вмиг разорвут ее на части.

А Саша не могла освободиться от мысли, что совсем недавно —еще вчера или даже сегодня — она брела уже вот так меж спящих чудовищ… Покрайней мере, это странное чувство ей отчего-то было знакомо.

Она застыла на месте.

Саша знала, что чужой взгляд иногда можно ощутить затылком.Но у этих созданий не было глаз, и то, чем они ощупывали пространство вокругсебя, было намного материальней и настойчивей любого взгляда.

Ни к чему было оборачиваться назад, чтобы понять: ей в спинутяжело уставилось создание, пробудившееся несмотря на всю ее осторожность. Ноона обернулась.

* * *

Девчонка куда-то запропастилась, однако у Гомера в ту минутуне было ни малейшего желания бросаться на ее поиски, как не было и никакихдругих желаний.

Если дневник связиста еще оставлял старику толику надежды,что болезнь обойдет его стороной, то Хантер оказался безжалостен. Заводя сочнувшимся бригадиром тщательно подготовленную беседу, старик будто подавалапелляцию на свой смертный приговор. Но тот не хотел его пощадить — да и немог. Гомер был один виноват в том, что с ним неизбежно произойдет.

Всего пара недель или еще меньше. Всего десять заполненныхстраниц. И все то, что надо успеть ужать и втиснуть в оставшиеся чистые листы втетради с клеенчатой обложкой. Помимо желаний у Гомера имелся и долг, авынужденный привал, похоже, подходил к концу.

Он расправил бумагу, намереваясь подцепить повествование стого места, где в прошлый раз отвлекся на крики врачей. Но вместо этого рукасама вывела прежнее: «Что останется после меня?»

А что после несчастных, запертых на Тульской, думал он,возможно — отчаявшихся, возможно — еще ждущих подмоги, но так или иначеобреченных на жестокую расправу? Память? Но так мало было людей, о которых досих пор нашлось бы кому помнить.

Да и воспоминания — непрочный мавзолей. Скоро старика нестанет, и вместе с ним сгинут все те, кого он знал. Канет в ничто и его Москва.

Где он сейчас, на Павелецкой? Садовое теперь лысо и мертво —в последние часы его расчистила и оцепила военная техника, чтобы датьвозможность работать службам спасения и двигаться эскортам с мигалками.Гнилыми, наполовину выпавшими зубами особняков скалятся проезды и переулки…Старик без труда мог представить себе здешний пейзаж, хоть он никогда и неподнимался из метро на этой станции.

А вот до войны ему частенько случалось тут бывать — назначалбудущей жене свидания в кафе рядом с метро, потом шли в кино на вечерний сеанс.И здесь же неподалеку он проходил платную, сугубо небрежную медкомиссию, когдасобирался получать водительские права. А еще на этом вокзале садился наэлектричку, договорившись ехать с сослуживцами на шашлыки в летний лес…

Он смотрел в расчерченную на клетки бумагу и видел в нейпривокзальную площадь, купающуюся в осеннем тумане, две тающих в дымке башни:претенциозный офисный новодел на Кольце — там работал один его приятель, и,чуть поодаль, закрученный шпиль дорогой гостиницы, пришитой к дорогомуконцертному залу. Когда-то он приценивался к билетам: они стоили чуть больше,чем Николай зарабатывал за две недели.

Он видел и даже слышал тренькающие угловатые бело-голубыетрамваи, переполненные недовольными пассажирами, такими трогательными в своемраздражении этой безобидной давкой. И само Садовое кольцо, празднично мигающеедесятками тысяч фар и поворотников, объединенных в одну замкнутую гирлянду. Инесмелый, неуместный снег, тающий прежде, чем лечь на черный асфальт. И толпу —мириады наэлектризованных частиц, возбужденных, сталкивающихся, вроде быхаотически мечущихся, а на деле — движущихся каждая по своему осмысленномумаршруту.

Видел ущелье сталинских монолитов, из которого на площадьлениво вытекала великая река Садового. Сотни и сотни зажигающихсяокон-аквариумов по обе стороны от него. И еще неоновые сполохи вывесок ититанические рекламные щиты, стыдливо прикрывающие развороченную рану, кудаскоро имплантируют новый многоэтажный протез…

Который так никогда и не достроят.

Смотрел и понимал, что словами ему все равно не передатьэтой великолепной картины. Неужели от всего этого останутся только замшелые, просевшиенадгробия делового центра и фешенебельной гостиницы?

Она не объявилась ни через час, ни через три. Обеспокоенный,Гомер обошел весь переход, допросил торговцев и музыкантов, переговорил созвеньевым ганзейского караула. Ничего. Как сквозь землю…

Не находя себе места, старик опять прибился к дверямкомнаты, где лежал бригадир. Последний человек, с которым можно было бысоветоваться по поводу пропажи девчонки. Но кто у Гомера сейчас еще оставался?Он кашлянул и заглянул внутрь.

Хантер лежал, тяжело дыша, уперев взгляд в потолок. Егоправая рука — целая — была выпростана из-под покрывала, а крепко сжатый кулаксовсем недавно ссажен. Неглубокие царапины сочились сукровицей, пачкая постель,но бригадир этого не замечал.

— Когда готов выходить? — спросил он у Гомера, неповорачиваясь к нему.

— Я-то хоть сейчас, — замялся старик. — Тут такое дело…Девочку найти не могу. Да и как ты пойдешь? Ты же весь…

— Не умру, — ответил бригадир. — А смерть — не самоестрашное. Собирайся. Я буду на ногах через полтора часа. Двинемся кДобрынинской.

— И часа хватит, но мне надо ее найти, я хочу, чтобы она идальше с нами… Мне очень надо, понимаешь? — заспешил Гомер.

— Через час я уйду, — отрезал Хантер. — С тобой или безтебя… И без нее.

— Ума не приложу, куда она могла запропаститься! — Старикрасстроенно вздохнул. — Знать бы…

— Я знаю, — ровно произнес бригадир. — Но тебе ее оттудаточно не достать. Собирайся.

Гомер попятился, заморгал. Он привык полагаться насверхъестественное чутье своего спутника, но сейчас отказывался ему верить.Вдруг Хантер опять лжет — на сей раз, чтобы избавиться от лишней обузы?

— Она мне сказала, что нужна тебе…

— Мне нужен ты. — Хантер чуть наклонил к нему голову. — Атебе — я.

— Зачем? — прошелестел Гомер, но бригадир услышал его.

— От тебя многое зависит. — Он медленно моргнул, но старикувдруг показалось, что бездушный бригадир ему подмигивает, и его бросило вхолодный пот.