Сладкая боль - Ребекка Джеймс

Анне хочется знать, устоит ли Маркус, и она с интересом наблюдает за ними.

Он уступает, смеется и позволяет отвести себя на кухню.

— Я тоже выпью, — говорит Тим. — Анна, хочешь коктейль? Фиона, ты уверена, что нет?

Когда Тим уходит, Анна поворачивается к подруге и улыбается.

— Господи, ну ты и нарядилась, — замечает та, оглядывая девушку с головы до ног. — Ты совсем по-другому выглядишь.

— Конечно, по-другому! — Анна смеется. — Лилла дала мне платье. И накрасила. И макияж не размазался, видишь?

Фиона не отвечает. Анна склоняется к ней и шепчет:

— И вообще это все не важно. Важно только одно… я очень хочу, чтобы ты знала. Кажется, я тоже могу быть счастлива. По-настоящему счастлива! Мы с Тимом…

Фиона резко отстраняется, словно почувствовав дурной запах.

— Только не говори, что у тебя роман с Тимом! В твоем состоянии вряд ли стоит начинать новые отношения!

— Но послушай, Фиона, — перебивает Анна. — Я знаю, что Тим писал тебе. Все не так, как ты думаешь. Пауки, краска на стенах… я не…

— Анна, хватит. Замолчи. Сию же минуту. Я не желаю слушать это… эту… — Фиона отворачивается и шагает вслед за остальными на кухню. Но ее последние слова доносятся до Анны:

— …этот безумный бред.

Фиона заходит на кухню с видом человека, который готов к войне. Она подтягивает табурет и садится, скрестив руки на груди. Анна, весьма смущенная, появляется у подруги за спиной. Я вопросительно смотрю на нее, гадая, что случилось, но она одними губами произносит: «Потом».

Лилла готовит новую порцию коктейля и всех, кроме Фионы, заставляет взять по бокалу. Анна держит бокал обеими руками; хотя она и подносит его к губам, не похоже, что девушка пьет. Она, как и я, хочет остаться трезвой и не утратить бдительности. Я едва смачиваю губы. Нужно быть внимательным. В здравом уме и твердой памяти.

Мы сидим за кухонным столом, Анна — напротив меня. Я вытягиваю ногу и нащупываю ее ступню в знак поддержки и утешения. Она натянуто улыбается.

Не знаю, что такое с Фионой, но лицо у нее мрачное и злое. Она с кислым видом пьет минералку и явно жалеет, что пришла. Фиона сердито смотрит на брата всякий раз, когда он пьет коктейль, и подчеркнуто игнорирует Лиллу.

— За Фэрвью, — говорит Лилла, поднимая бокал. — За самый красивый дом в Сиднее.

Мы чокаемся и пьем.

Лилла улыбается Маркусу.

— Пей. Давай сравняем счет, — требует она, делает огромный глоток, довольно вздыхает и смотрит на Фиону: — Вкусная водичка?

Та отвечает яростным взглядом, но молчит. Потом поворачивается к Маркусу:

— Завтра ты пожалеешь, что пил. В восемь у нас встреча с Фрэнком Флетчером. Ты будешь не в лучшей форме.

Лилла грубо фыркает, вытирает рот тыльной стороной ладони, подается вперед и рассматривает Фиону, словно какое-то необычное животное.

— Мы, конечно, едва знакомы, — произносит она, — и ты имеешь полное право сказать, что я лезу не в свое дело, но все-таки позволь заметить: чего ты все время напрягаешься? В чем проблема? Может, расскажешь? Иногда, знаешь ли, бывает полезно облегчить душу.

— Я вовсе не напрягаюсь, — холодно отвечает Фиона. — Просто некоторые вещи меня раздражают.

— Раздражают? Правда? И какие же это вещи? Извини, что спрашиваю.

— Прекрати, Лилла, — говорю я, сердито глядя на нее. — Замолчи, блин, слышишь?

Лилла гневно сверкает глазами, и я вижу, как она мысленно взвешивает, стоит ли затевать ссору. Она, видимо, решает, что нет, потому что в конце концов с невинным видом трепещет ресницами.

— Ладно, Тим. Я замолкаю. Хотя и не понимаю, почему ты так злишься. Не я первая начала грубить.

Хотя ужин готовил Тим, Лилла настояла на том, чтобы помочь отнести еду в столовую. Закончив, она начинает распоряжаться — властно хлопает в ладони и сообщает, что пора садиться за стол.

— Тебя ждет сюрприз, — говорит она Анне, размашистым жестом открывая дверь.

Комната выглядит очень красиво; хотя Анна до сих пор даже не задумывалась, что столовая нуждается в уборке, ее, судя по всему, отдраили сверху донизу. Все кажется чище и новей. На столике — огромный букет белых гардений с заднего двора, и в воздухе висит густой цветочный аромат. Шторы, раньше постоянно задернутые, теперь распахнуты, чтобы был виден сад. Обеденный стол, который обычно придвинут вплотную к дальней стене, выставлен на середину, прямо под люстру, и со вкусом накрыт — хрустальные бокалы, белые салфетки, изящные фарфоровые приборы, которые Анна с трудом узнает. В центре стола мерцают белые свечи в серебряных подсвечниках.

— Вуаля! — Лилла сияет, лишь мельком взглянув на Анну, прежде чем обратиться к Маркусу. — Правда, супер? В последние дни я здесь часами вкалывала. Комнату сто лет не прибирали. Даже пришлось залезть на лестницу, чтобы вымыть люстру. Работы была уйма, я чуть шею не свернула, потому что все время стояла вот так. — Она запрокидывает голову, чтобы продемонстрировать, и выпрямляется с улыбкой, явно довольная собой. — Я долго возилась, потому что пыль лежала слоями. Но оно того стоило. Такой красивый старый дом, очень жаль видеть его в забросе…

Она смотрит на Анну, подбегает к столу и берет кольцо для салфетки.

— Вот что я нашла в ящике в кладовой несколько дней назад. Настоящее серебро. Я подумала, что оно идеально подойдет. Прости, Анна, я решила, что ты не будешь возражать. Какой смысл держать красивые вещи в коробках? Ну и вообще, что скажешь? Просто удивительно, чего можно достичь, если немножко потрудиться, правда?

Лилла снова хлопает в ладоши и даже не ждет ответа.

— Заходите сюда все! Садитесь и наслаждайтесь!

Нетрудно имитировать радость, если человек, которого ты хочешь обмануть, понемногу напивается. Анна лишь делает вид, что пьет коктейли, которые подает ей Лилла. Каждый раз, когда выдается такая возможность, она их выливает — в раковину, в цветочный горшок или прямо на ковер — и изо всех сил пытается делать вид, что постепенно пьянеет. Анна говорит громче обычного, чаще смеется, тяжело опускается на стул, вздыхает, улыбается без причины.

— Тебе не вредно столько пить? — спрашивает Фиона, глядя на бокал подруги. — По-твоему, это хорошая идея?

— Да ладно, Фиона. Пожалуйста, не беспокойся.

Лилла молчит — она только хихикает и закатывает глаза.

Очевидно, что Лилла и Маркус опьянели. У Лиллы раскраснелись щеки, голос звучит все звонче. На лице Маркуса застыла улыбка, самоконтроль постепенно слабеет, и он раскрывается, становится обаятельно беззащитным. Анна видела его таким лишь пару раз; слабость идет Маркусу — ему вполне подходит Лилла — но при мысли об этом Анне вдруг становится грустно. В другой ситуации она подумала бы, что Маркус с Лиллой идеальная пара. Но вокруг столько секретов и лжи.