Темная половина - Стивен Кинг

Чрезвычайный и Осторожный подались вперед, даже непереглянувшись.

– По-лиииция! По...

– Сэр! – поспешил Чрезвычайный.

– Держитесь! Вы собираетесь упасть на...

Слепой дернул головой в направлении голоса Чрезвычайного, ноне остановился. Он отклонился назад, размахивая свободной рукой и палкой,напоминая при этом самого Леонарда Бернстайна, пытающегося дирижироватьНью-Йоркским филармоническим оркестром после того, как выкурил порцию или двекрэка.

– По-лиииция! Они убили мою собаку-поводыря! Они убилиДейси! ПО-ЛИИИЦИЯ!

– Сэр...

Осторожный подошел к несчастному слепому. Шатающийся изстороны в сторону безутешный человек опустил свободную руку в карман плаща, новынул оттуда вовсе не два билета на гала-концерт, организуемый Обществомслепых, а револьвер сорок пятого калибра. Он направил его на Осторожного идважды нажал курок. Выстрелы были приглушены и неясны в этом тесном и почтизакрытом со всех сторон холле. Зато было много голубого дыма. Осторожныйполучил пули почти в упор. Он осел на пол с продырявленной грудью, а его кительбыл обожжен и продолжал тлеть.

Чрезвычайный замер перед нацеленным на него дулом в рукахслепого.

– Ради Бога, пожалуйста, не делайте этого, – сказалЧрезвычайный очень тонким голосом. Он звучал словно голос маленького ребенка.Но слепой выпалил еще дважды. Стало еще больше голубого дыма. Выстрелы быличрезвычайно точными для незрячего человека. Чрезвычайный упал навзничь на паркетхолла, дернулся в конвульсии и затих.

В Ладлоу, в пятистах милях от Нью-Йорка, Тад Бомонтбеспокойно повернулся во сне.

– Голубой дым, – пробормотал он. – Голубой дым.

За окном спальни девять воробьев сидели на телефонномпроводе. К ним присоединилось еще добрых полдюжины. Птицы сидели, тихие инезаметные, над наблюдателями в патрульной полицейской машине.

– Мне они больше не понадобятся, – сказал во сне Тад. Оннеуклюже потянулся одной рукой к своему лицу, а другую руку вскинул вверх.

– Тад, – сказала Лиз, садясь в кровати. – Тад, ты слышишь?

Тад ответил что-то невнятное, продолжая спать.

Лиз посмотрела на свои руки. Они покрылись гусиной кожей.

– Тад? Опять эти птицы? Ты опять слышишь их?

Тад ничего не сказал. За окном воробьи дружно взлетели искрылись во мгле, хотя время для их полета было совсем неподходящим.

Ни Лиз, ни оба полицейских в машине не заметили их.

Старк отшвырнул черные очки и палку в сторону. Холл былнаполнен едким дымом. Кольт Старка был заряжен разрывными пулями. Две из нихпрошили полисменов навылет и сильно разнесли стену коридора. Он подошел к двериквартиры Филлис Майерс. Он был готов вызвать ее наружу, но она оказалась какраз за дверью, и Старк смог коротко сказать ей то, что должно было успокоитьледи в наибольшей степени.

– Что тут происходит? – прокричала она испуганно. – Чтослучилось?

– Мы взяли его, мисс Майерс, – ласково ответил Старк. – Есливам хочется сделать фотографию, делайте это чертовски быстро и запомните, что яникогда ничего вам не разрешал специально.

Она держала дверь на цепочке, когда приоткрыла ее, но всебыло о'кей. Когда она приложила свой большой карий глаз к объективу, Старкпослал в него пулю.

Закрывание ее глаз – вернее, того одного, что ещесуществовал – здесь было не обязательным ритуалом, поэтому Старк повернулся икинулся к лифтам. Он не медлил, но и не бежал. Одна из квартирных дверейприоткрылась – казалось, все только и занимались таким развлечением этимвечером – и Старк погрозил револьвером кроличьей морде с выпученными глазами,когда увидел ее. Дверь квартиры тут же захлопнулась. Он нажал кнопку вызовалифта. Дверь открылась тут же, чего можно было ожидать в ночное время, когдаодновременно работают три лифта. Старк швырнул револьвер через плечо на пол.Спустившись на первый этаж, Старк прошел мимо уже второго отключенного им заэтот вечер швейцара (которого он нокаутировал тростью, украденной у слепого наШестидесятой улице) и вышел из подъезда.

Солнце всходило в гостиной Рика Коули, когда зазвонилтелефон. Рику было пятьдесят, и он был красноглазым, осунувшимся и полупьяным.Он снял трубку сильно дрожащей рукой. Он еле сознавал, где он находится, и егоусталый, отключившийся мозг пытался внушить ему, что вообще все это происходитво сне. Не был ли он всего три часа назад в бюро морга на Первой авеню,опознавая там израненное тело своей бывшей жены, всего в каком-то квартале отшикарного маленького французского ресторана, где обслуживали не простоклиентов, а только друзей? Была ли за его наружной дверью полиция, потому чточеловек, убивший Мириам, мог также попытаться проделать это с ним? Неужели всеэто правда? Конечно же, нет. Несомненно, сон... и, может быть, звонок вовсе нетелефонный, это всего лишь автоматический будильник у постели. Как правило, онненавидел эту треклятую штуковину... неоднократно швырял ее подальше от себя.Но в это утро он бы расцеловал ее, даже по-французски.

Рик, однако, еще так и не проснулся до конца. Наконец, онпробормотал в трубку:

– Хэллоу?

– Это человек, перерезавший глотку вашей жене, – произнесбесстрастный голос, и Рик вдруг сразу очнулся. Все его робкие мечты основидениях вместо реальных событий молниеносно исчезли. Это был тот голос,который вам лучше слышать только во сне... но никогда – в обычной своей жизни.

– Кто вы? – услышал Рик свой слабый испуганный голосок.

– Спроси Тада Бомонта, кто я, – сказал мужчина. – Он всезнает про это. Передай ему, что я сказал: «Ты разгуливаешь вокруг мертвых». Искажи ему, что я еще не приготовил дурацкой начинки.

Рику послышался клик опускаемой незнакомцем трубки,секундная тишина и сигналы, что линия освободилась.

Рик тоже опустил трубку, посмотрел на телефон и вдругразрыдался.

В девять часов утра Рик позвонил в контору и сообщил Фриде,что она и Джон могут идти домой – у них сегодня и до конца недели выходные дни.Фрида захотела узнать, почему, и сам Рик удивился тому, что не смог сказать ейкакую-нибудь ложь или полуправду. Что-нибудь типа того, что Рик был замешан враскрытии запутанного и серьезного преступления – скажем, воровства илирастления детей. Но не не в силах и рассказывать все подробно, пока не пройдетпервый шок.

– Мириам мертва, – ответил он Фриде. – Ее убили в ее жеквартире этой ночью.

Фрида коротко вздохнула и в ужасе воскликнула: