На распутье - Павел Дмитриев

— Не, ту дуру даже вскрывать контактные площадки ставить нельзя. Рыженькая, еще хвостик делает смешной…

— Да под капюшоном не видно ни хрена, симпатичная хоть?

— Не, ребят, все ж Наташка поинтереснее будет.

— Замужем она, а то…

— Плевать! Зато в комбезе такая попа!

— Она третьего дня этой задницей так проявитель пихнула, что чуть едкий калий не выплеснула.

— Запорола много пластин?

— Да мелочи, все вам недостатки искать. Зато девушка — огонь!

— Давай ее на разгонку бора переведем, там тигель с трудом последнюю сотню градусов набирает…

Против существующих в СССР серийных образцов даже полученные с грехом пополам квадратики были потрясающим прорывом, это как карету с «фордом-Т» сравнивать. Что у нас производилось? Ведь не зря ЭВМ до сих пор собирали на транзисторах, микросхемы шли чуть ли не исключительно в оборонку. Да и можно ли их было так называть — «микросхемы»?

Резисторно-транзисторная «Тропа», двадцать пять элементов на квадратный сантиметр или даже на кубический, поскольку выглядело это чудо как металлический кубик с толстыми ножками внизу. По сути, там несколько кристаллов транзисторов в одном корпусе. Плюс два десятка пленочных резисторов. Работал этот плезиозавр микроэлектроники медленно и грелся прилично. Более современным изделием стал диодно-транзисторный «Посол», до пятидесяти элементов в том же форм-факторе, чуть побыстрее и похолоднее. Пока дефицит и топ-секрет. Еще военные использовали какие-то микросборки, но это совсем трилобиты раннего кембрия. По документации все это веселое хозяйство проходило как «интегральные схемы», но сами разработчики уже давно так не говорили.

Впрочем, не надо кривляться, даже мысленно. В этой победе «Пульсара» имелась и моя малая заслуга. Только очень скромная, скучная и неинтересная. Ох, совсем не так я себе представлял полупроводниково-процессорные свершения. Какие были планы девять месяцев назад! Быстрый переворот в промышленности, персоналка на стол каждому инженеру, члену ЦК по ноутбуку, всем советским детям по «Денди», студентам набор почтой «Синклер-сделай-сам». Ну и мне — премию в мильен баксов, чтобы хватило нам с Катей до старости на отдых в Ницце или, на худой конец, в каком-нибудь Мужане.

Тьфу! Вот сидел, как некурящий дурак, в курилке и радовался двум квадратикам кремния на бумажке посередь стола. Один на двести пятьдесят элементов (не транзисторов, а всего, включая тривиальные сопротивления), второй на четыреста пятьдесят. Технология неслыханно передовая, 10 мкм! В целых четыре раза тоньше человеческого волоса. И это совершенно, ну ни капли не смешно[221].

Зато какое море задач впереди! Одна другой забавнее и чудесатее. Сомнений в том, что уже к лету ребята добьют наконец счетчик-дешифратор из парктроника RAVчика, у меня не имелось. Конечно, там не сотни, а несколько тысяч элементов, но процесс пошел, и его даже не нужно было подправлять — мэнээсы, эсэнэсы и прочие завлабы сами горы своротят в порыве энтузиазма. Далее несложно разработать десятка два типов логических элементов, или сколько там требуется для полной нирваны электронщиков. Но это уже пусть Шокин сдвигает на другие советские НИИ, их уровень тоже надо срочно подтягивать.

А дымящие, как подмосковные торфяники, передовики еще не знали, какой подарочек лежал у меня в заначке. Микросхемы DRAMа на 64 килобайта — вот что я нашел на старых мегабайтных плашках из маршрутизатора Cisco. Очень удачный ретроподарок от фанероделательного завода Н-Петровска, который остался в далеком две тысячи десятом году. Корпус был не больше ногтя, но байтов вмещал в три раза больше, чем тридцатикилограммовый блок ферритовой памяти БЭСМ-4[222]. Если повторят — первым попрошу Шелепина выдать на «Пульсар» полдюжины популярных значков в форме звезды с серпом и молотом[223].

И пусть партийный вождь скорее разворачивает серийный выпуск, на патенты в этом мире не было никакой надежды. Хвастался Александр Николаевич, что под это дело где-то строятся аж три завода по производству интегральных схем, первый уйдет под крышу уже в конце лета. Это хорошо. Плохо то, что ученые в СССР — ну чисто как дети. В высшей степени любопытные, изобретательные и оригинально мыслящие. Но как доходило до производства с его вечным срывом графиков, утомляющей текучкой, строжайшей дисциплиной, ошибками слесарей, уборщиц, кладовщиков и последующим поиском виноватых, высоколобые гении становились бесполезным балластом.

Требовались профессиональные менеджеры с немалой пробивной силой. Пусть ЦК объявит призыв среди коммунистов, если ума недостает внедрить нормальный капитализм. Или проще — пусть набирают сразу тройной штат рабочих. На фейс-контроль перед «чистой комнатой» пусть ставят пограничников, дают им винтовки с примкнутыми штыками и голодных до блондинок овчарок. На каждых трех девушек — один надзиратель по линии КГБ, второй — по научной линии. И на пяток мужиков те же нормы. Шаг в сторону от инструкции — считается побегом от премии. Два — заявлением об увольнении. Прыжки на месте — провокацией с занесением в личное дело[224].

Вовремя в бок толкнули, а то бы в мечтах так и свалился под стол.

С остальными элементами будущих электронных часов все было проще. Вакуумный люминесцентный индикатор с семисегментными цифрами Авдеев у себя в лаборатории повторил уже через три дня. А через месяц передал документацию на серийный завод. Еще успел, пользуясь покровительством Шелепина, в извращенной форме надругаться над обидевшей его пяток лет назад «Светланой». Так что, десяток экспериментальных образцов индикаторов еще с января лежал у меня в сейфе, и производственники клялись сделать первую партию до конца месяца. На случай, если серийщики провалят сроки, ребята Авдеева штамповали «цифры» по три-четыре десятка в день на фондах и по заказу НИИ «Интел».

Корпуса часов «made in Vietnam» были уже давно готовы, не зря Шелепин в январе отдыхал в Юго-Восточной Азии. За поставляемые из СССР ракеты их могли делать в бесконечных количествах, причем очень приличного качества. У меня имелись подозрения, что корпуса подгоняли под образец вручную, не торопясь, в рамках национального проекта имени Хо Ши Мина. Так или иначе, но ободок, отформованный из распаренных волокон бамбука с каплей клея, в собранном виде имел пропорции «растолстевшего» четвертого iPhone, и часы должны были стоять на его длинной боковой стороне. При этом ободок делался разъемным по горизонтали и состоял из двух половинок в виде букв «С», которые стягивались одна к другой вдоль коротких сторон парой внутренних болтов. Последние имели короткую «саморезную» резьбу, но толстый длинный стержень, так, чтобы его было удобно вставлять и закручивать снаружи.