На распутье - Павел Дмитриев

— Неплохо, — я мучительно пытался приветливо улыбнуться, — но для серьезных задач этого мало.

— Почему?! — Начальник ЭВМ от удивления замер с открытым ртом. — Мы пробовали, самые сложные тестовые задачи проходят меньше, чем за минуту.

— Да шучу, шучу, — спохватился я. — Какая тут память?

— На ферритовых кольцах. — Василий с готовностью открыл створку шифоньера. — Вот, два куба. По четыре тысячи слов в каждом.

— Что такое слово? — Вот никак не мог понять, какой вредитель так измеряет количество информации. — Это сколько в цифрах?

— В машинном слове БЭСМ-4 целых сорок пять разрядов! Больше, чем у многих других.

Попытался переварить информацию, почему не сорок восемь? Какое-то странное число, сорок пять — это чуть меньше шести байт. Значит, память что-то около двадцати килобайт. При этом веса в ней… такой модуль впору переносить вдвоем. Получается, что самая главная проблема нынешних ЭВМ не процессор, а оперативная память? Надо осмыслить это не торопясь, но уже ясно: следующее, что нужно закидывать в производство — микросхемы ОЗУ.

— Так… Значит, в слове почти шесть байт? Но почему не ровно?

— Что такое байт? — Василий удивленно посмотрел на меня.

— Это восемь бит, — увидел, что понимания в глазах все равно не возникло, продолжил: — от binary digit, двоичный разряд[207].

— А-а-а… Почему в байте именно восемь бит, а не десять?

— Потому… — Черт, это же просто традиция, которая пошла от IBM! — В США недавно так решили назвать самую близкую к десяти степень двойки.

Такое объяснение прошло «на ура», программисты про магию «двойки» слышали и Штаты уважали. Так что больше неприятных вопросов не задавали, наоборот, экскурсия продолжилась.

Периферия у БЭСМ основательная, не в каждый грузовик столько металлолома влезет. Четыре лентопротяга, каждый на два миллиона слов или двенадцать мегабайт, столько же магнитных барабанов по девяносто шесть килобайт, огромный ящик ввода перфокарт и стодвадцативосьмиколоночная «печаталка», оно же — барабанное АЦПУ. Особняком, за небольшой перегородкой, стояли две деревянные уродливые тумбы, промаркированные как ТТ-63. Спереди из них торчали уже привычные клавиатуры пишущих машинок, за стеклом на скошенной части лезла рулонная бумага распечатки.

— Что это, Василий? — Я не удержался от вопроса.

— Так телетайп, с него хотим вводить данные прямо из цехов, ТЭЦ-то большая. Специально из-за этого добавили их в заказ[208].

— Неужели… — до меня начало доходить, — по двухпроводной линии?

— Увы, трехпроводка. Нам пришлось две «хлорки» тянуть. Но до трехсот метров работает! Хотя знакомые говорили, если заменить внутри несколько резисторов, вполне потянет на километр.

Тут на меня наконец-то снизошло озарение: вот, оказывается, оно какое, недостающее звено эволюции компьютерных сетей! Полгода гадал, с чего начинать строить Интернет, и тут подарок в виде телетайпа, который можно использовать вместо удаленного рабочего места с монитором и клавиатурой. Заряжаешь рулон бумаги и начинаешь посылать в ЭВМ буквы и цифры. А она, что характерно, иногда на эти манипуляции отвечает. Вернее, должна — до момента демонстрации система не дожила, зависла. Наладчики, впрочем, крутились тут же, что-то паяли, смотрели, перетыкали. Кошмар и тихий ужас.

— И какова скорость обмена данными?

Василий смущенно начал ворошить документацию, удобно сваленную на крышку телетайпа. Но цифру нашел быстро.

— Пятьдесят бод, вроде так. Тут еще что-то про выход на тысячу двести бод пишут, но, наверное, это для модема…

— Что?! — Я едва сдержал крик: тут и модемы уже есть? — Что такое модем?

— Ну… Это если надо терминал далеко поставить и работать через телефонную линию. Даже в другом городе.

— Понятно…

Ни черта мне не понятно! Точно помню, ARPANET начался в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году с линий на две тысячи четыреста бод, а тут уже в СССР тысяча девятьсот шестьдесят пятого года есть тысяча двести! И чего они там, в США, три года сопли жевали? Да и местные спецы хороши — зачем извращения с терминалом на пятьдесят бод, быстрее цифры и буквы по телефону диктовать. Впрочем, о чем это я… Мониторов еще нет, все упирается в скорости Consul’а и пальчиков машинистки. Так… правильно: пятьдесят бит в секунду, делим на восемь, получается менее семи знаков в секунду. Быстрее просто не надо[209].

Но черт с ним, с терминалом — модемы уже есть!!! Завтра же, прямо с утра, затребую в главке пару экземпляров этих самых устройств. И горе им, если заявку попытаются похоронить — сразу напущу на них моего боевого слона, в смысле товарища Шелепина.

А пока надо бы переходить от техники к более приземленным материям. Народ на меня уже неодобрительно косился, и правильно: только плохой директор может встать между сотрудниками и накрытым столом. Не люблю скучные пьянки, но… Уж больно коллектив тут подобрался отличный, особенно если обращать внимание на внешний вид. Две трети — девушки. Так что отметили, пригласили наладчиков, дотащили закуски и еще раз отметили. Потом танцевали… Пока Катя не оттащила меня подальше от девушек.

Пришлось разговаривать с инженерами. Тем более что на языке у меня давно вертелся вопрос: где взять пишущую машинку с подключением к ЭВМ, типа «Консула», но чтобы была полная русско-английская раскладка, со строчными буквами. Уж слишком нечитабельно выглядели распечатки одними заглавными. Ответ меня ошеломил едва ли не больше, чем модем:

— Так ставьте две машинки, если порядок с фондами.

— Не понял — зачем?! Они все равно только с большими буквами!

— Что за беда? Литеры перепаять не сложно…

— А-а-а! — Я со щелчком задвинул на место челюсть.

Нет, ну как у меня зашорено мышление! Привык к принтерам, где все решается исключительно на уровне софта или модели. Мучился полгода, искал варианты… Оказывается, все придумано до нас, предки-то поумнее некоторых попаданцев оказались. Доказали в два счета, что в ЭВМ-строении шестидесятых не только о клавишах и программах надо думать. Паяльник и припой забывать тоже не следует.

В конце февраля случилось чудо — чип часов из RAVчика наконец-то «пошел» в опытном производстве. Но далось это совсем не легко.