Радость моих серых дней - Екатерина Дибривская

Я боюсь, что эта потеря высосет из него жизнь. Будет разъедать по крупицам, пока не изничтожит. Пока не осушит его. Пока не сведёт с ума.

Уверена, если бы дело касалось только меня, он смог бы справиться при условии, что у него останется наш сын. Он, конечно, горевал бы. Но эта потеря не убила бы его. Он смог бы стать чуточку сильнее ради нашего маленького мальчика. Но горькая правда заключена в том, что если я не уберегу ребёнка, не справлюсь, Тихон потеряет нас обоих. И его горе будет необъятным.

Внезапный страх прошибает меня насквозь. Кто-то заходит туда, где я нахожусь… на данный момент. Я слышу громкие шаги. Этот человек наклоняется и некоторое время шумно дышит прямо в моё лицо. А потом он резко поднимается и уходит. И я снова остаюсь одна.

Я молюсь своему Богу, чтобы Он дал мне сил выдержать это испытание, чтобы я смогла уберечь своё дитя, чтобы Он направил Тихона по верному пути, чтобы позволил ему вовремя спасти нас.

***

В этом безумии проходит целая неделя. Два раза в день мне подают отвратительную еду. В бетонной комнате с матрасом теперь стоит ведро – мой туалет. И я заставляю себя есть, пить и справлять нужду прямо в этой комнате, потому что я готова на всё, чтобы спасти ребёнка.

И я начинаю молиться ещё сильнее, чтобы Бог уберёг моего ребёнка. Чтобы придержал его ещё на неделю под защитой в моём теле. Потому что я не готова родить его здесь. Потому что я надеюсь, что немного времени – это всё, что необходимо, чтобы Тихон пришёл за мной.

Сквозь сон я слышу шаги. Я не открываю глаза. Ни разу за эту неделю я не заставила себя посмотреть в лицо подонкам, которые снова похитили меня.

– Слышишь, Назарбек, – говорит голос, – девка вялая совсем. Саид пропал и не выходит на связь. И я не знаю, что делать, если она начнёт рожать. Легко тебе сказать! А мне стрёмно.

Он невесело смеётся:

– Да, ладно. Хорошо, я скатаюсь до него.

***

Этот человек не появляется! Уже три дня! У меня почти не осталось воды. У меня совсем нет еды. От чувства голода желудок сжимается в спазме и урчит, а ребёнок беспокойно крутится в животе.

Я в миллионный раз подхожу к двери и стучу.

– Меня кто-нибудь слышит? – кричу безумным голосом через запертую дверь. – Мне нужна помощь!

Меня никто не слышит. Или им наплевать. Дело принимает опасный поворот.

Я осталась одна. Запертая. В пустой комнате. Без еды и воды. На тридцать девятой неделе беременности.

И только мои частые молитвы до сих пор не дают мне сойти с ума. Я прошу лишь об одном – привести ко мне Тихона и позволить ему спасти хотя бы моего сына.

Чувствую, как напрягается живот. Быстро и незначительно. Пока.

– Нет, пожалуйста, только не сейчас! – шепчу я. – Малыш, мамочка пока не может принять тебя. Ты должен посидеть в животике ещё немного. Пожалуйста!

Теперь я близка к истерике. Лёгкие схватки проскакивают изредка, но даже без своего телефона, приложения или часов, я понимаю, что интервалы между ними стремительно сокращаются. А сами схватки увеличиваются по продолжительности.

Я ощущаю нечто странное и опускаю дрожащие пальцы в свои трусики. Это… сгусток слизи. Небольшое уплотнение. Пробка отошла. А это значит… что не будет больше никакой отсрочки. Максимум сутки. И всё закончится.

Меня тошнит от ужаса. Я истошно кричу и долблюсь в дверь, но внезапно замираю. Мне нельзя терять силы на что-то бесполезное. Укладываюсь на матрас. Пытаюсь вспомнить, как училась правильно дышать. Представляю, что за спиной сидит Тихон. Сильный и уверенный. Представляю, как он еле слышно говорит мне на ухо: «Севиндж, я люблю тебя. Ты справишься. У тебя всё получится».

Проваливаюсь в спасительный поверхностный сон. Стараюсь не думать о том, что меня пугает. Раньше и в поле рожали, верно? Я доверюсь природе, своему телу и Богу. И вместе мы справимся.

Просыпаюсь от ощущения сырости. Воды начали подтекать. Значит… плодный пузырь лопнул. Болезненная схватка заставляет меня вскрикнуть и свернуться вокруг живота.

Но стоит ей затихнуть, как я медленно поднимаюсь и смотрю на стекающую по ногам влагу. Вроде, воды чистые и прозрачные. Всё должно быть хорошо.

Я размеренно хожу по бетонному полу босыми ногами и выполняю успокаивающие дыхательные упражнения. Настраиваю себя на благоприятный исход.

Сегодня родится наш сын. Пусть не так, как мы планировали. Пусть без Тихона за спиной. Но я справлюсь.

Потому что у меня просто нет другого выбора.

В этой сложной ситуации именно от меня зависит жизнь моего ребёнка. Мне не на кого переложить ответственность. Не с кем разделить этот момент. Рядом нет бригады врачей. Нет платного акушера, который сдувал бы с меня пылинки и руководил процессом. Нет Тихона, который смог бы позаботиться обо мне. Я одна.

Дышу на каждой схватке. Стараюсь продышать каждую. Вспоминаю наставления акушерки на курсах. Это продолжается бесконечно долго. Многочисленные минуты складываются в часы, а схватки лишь усиливаются и усиливаются. Мне кажется, это никогда не закончится.

Но лучше так. Потому что меня пугает вариант, в котором родовая деятельность прекратится. На этом этапе невозможно отмотать назад. Если я не справлюсь… мой сын умрёт от кислородного голодания. Прямо во мне…

Я молю Бога, чтобы он не допустил этого. Стараюсь не думать о плохом, но ничего не могу с собой поделать. Мне страшно. Меня пугает происходящее. И ещё сильнее – что я стану делать, когда ребёнок родится и пуповина отпульсирует?

Я надеюсь, что у меня останутся силы, чтобы решить эту задачу. Я надеюсь, что я не потеряю сознание. Что я продолжу существовать. Хотя бы до тех пор, пока мой сын не будет в безопасности.

Схватки становятся невыносимо долгими, и я чувствую позыв сходить в туалет. Я знаю, что это значит. Потуги… Я делаю жадный глоток воды. Последний. Сажусь на корточки над матрасом. Подо мной – сложенное в несколько раз пальто.

Я закрываю глаза и прислушиваюсь к организму. Чувствую начало потуги, дышу и тужусь. От боли кружится голова. Чувствую во рту вкус крови – губа треснула и кровоточит.

На следующей потуге я почти теряю самообладание. Я начинаю тихо плакать и выть от боли. Внутри меня разгорается болезненное пламя. Словно внутренности трещат по швам.

Тонкой струйкой по ноге стекает алая кровь. Она оставляет обжигающую неровную дорожку. Кровавый след. Перед глазами темнеет. Я не могу позволить себе быть слабой. Не могу позволить сдаться.

На следующей потуге я чувствую пульсирующую раздирающую боль. Слышу, как рвётся что-то внутри меня. Возможно, это родовые пути под телом моего сына. Слышу рваные крики. Словно со стороны. В надежде смотрю на дверь, но потом я понимаю, что кричу сама.

На следующей потуге кровь уже не струится, а вытекает в огромных количествах. Я чувствую, что силы покидают меня с каждым миллилитром кровотечения.