Ночное кино - Мариша Пессл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Введи в курс? – с легким нетерпением велела она Декстеру.
Тот, предъявив зиплоки и мой «блэкберри», описал симптомы, точно интерн, советующийся со специалистом по поводу невнятной МРТ.
– Но вот, видишь? – сказал он, на что-то показывая. – И вот здесь. Я… я не понял симметрии. Сначала думал, крошево с наковальни и, например, кроличьи фекалии. Но тут ведь вот это. Я никогда не видел… – И он в сомнении замолчал.
Клеопатра схватила «блэкберри» и сощурилась, увеличивая картинку.
– Ясно, – сказала она, глянув на Декстера. – Можешь идти.
Он кивнул и, напоследок посмотрев на нас – похоже, с искренней тревогой, – нырнул за портьеру обратно в магазин.
С минуту Клео молча разглядывала фотографии.
Взяла пакетик с прахом, понюхала – даже не покривившись, – затем пригляделась к корням. Когда она склонилась над столом, лазурные перья легли ей на щеку.
– Расскажите, где вы все это нашли, – тихо сказала она.
– В съемной комнате одного человека, – ответила Нора. – Круги и все жженое были под кроватью.
– Кто этот человек?
– Мы бы предпочли не называть, – сказал я.
– Мужчина или женщина?
– Женщина, – ответила Нора.
– И где она сейчас?
– Это мы тоже предпочли бы не обсуждать.
– Как у нее дела?
– Нормально, – ответил я. – А что?
Клео перевела пристальный взгляд с букета корней на меня. Глаза у нее были черны и так глубоко утопли в пухлом лице, что я не видел белков – лишь черные радужки посверкивали в сумраке.
– На вашей подруге лежит очень сильное проклятие.
Больше она ничего не прибавила, отложила веточки и откинулась на спинку кресла, терпеливо дожидаясь, пока выскажемся мы.
Мы только молча таращились.
Обычно я склонен лишь плечами пожимать в ответ на такие заявы. Подумаешь, суеверие. Но что-то такое было в этой Клеопатре – прямолинейная ее категоричность, – и просто пожать плечами мне не удавалось. Довольно и того, что эта женщина смахивала на припанкованную сестру Конфуция. А изъяснялась сухо и монотонно, как опытный нейрохирург.
– Какого рода проклятие? – спросил я.
– Не уверена, – ответила Клео. – Не простой сглаз. – Взяла мой «блэкберри», предъявила нам картинку. – Она его снимала, выполнила сложнейший ритуал. Кошачий ладан в круге, мешается с серой, солью, хитином насекомых, сухими человеческими костями – может, и не только, но от остального вас вывернет. Все это выкладывается вокруг асафетиды, сожженной на правильной пирамиде из угля. Наверняка запах был отвратительный.
– О да! – поспешно подтвердила Нора.
– Это вонючая ферула. Асафетида. Отталкивает зло и причиняет урон недругам. Чтобы снять проклятие, можно еще смешать ее с валериановым корнем, перьями черной курицы, черным порошком и прядью волос того, кто наложил проклятие. Мочишься туда, складываешь все это в стеклянную банку и закапываешь там, где он регулярно ступает, – у крыльца, в гараже. После чего он, в общем, оставляет тебя в покое до конца твоих дней.
– А на бывших жен действует? – спросил я. – Если она живет в многоэтажке на Пятой авеню, можно просто отдать консьержу?
Нора глянула на меня с упреком, но Клеопатра лишь откашлялась.
– Если нет доступа туда, где бывает этот человек, – терпеливо продолжала она, – поступаешь так, как ваша подруга. Рисуешь ладанный круг.
– А это помогло? – спросила Нора. – Сняло с нее проклятие?
– Понятия не имею. Заклинания – они как примитивные антибиотики. Пробуешь разные, смотришь реакцию. Суперзаклятия, бывает, сопротивляются, как бактерии, – штамм постоянно мутирует, цепляется за носителя, пожирает его. Вы давно общались с вашей подругой? Как она себя чувствует?
Нора сконфуженно посмотрела на меня.
– А эти ветки над дверью? – спросил я.
Клео откинулась на спинку кресла, воззрилась на букетик.
– Это калина. Встречается в природе, входит в семейство жимолостных. Растет на лугах и в лесах. Используется для защиты. В глуши американского Юга из таких корней плетут ножные браслеты. Или мочат их в виски и закапывают. А можно поступить, как ваша подруга. Взять девять веточек, белую веревку, завязать по узлу вокруг каждой – девять веток, девять узлов – и вставить куда-нибудь у входной двери или под крыльцо. Некоторые на переднем дворе закапывают.
– А что эта калина делает?
Некоторое время Клео непроницаемо смотрела на меня. Затем ответила:
– Сбивает дьявола с толку.
– «Сбивает с толку»?
– Останавливает. Замедляет.
– Понял, – сказал я, подбирая веточки и корни. – Прямо не знаю, зачем США тратят шестьсот миллиардов на национальную безопасность. Надо просто в каждом американском доме за косяк сунуть такую штуку.
Очевидно, к неверующим и скептикам Клео была привычна, и они ничуть ее не смущали. Она лишь переплела на колене пальцы, унизанные кольцами – черепа, коптские кресты, кошачья башка.
– Ваша подруга принимала ванну до рассвета?
– Да, – ответила Нора. – В очень ледяной воде.
Я уже хотел было спросить, что она несет, но вспомнил странную историю Ионы, спозаранку заставшей Александру в ванне.
– То есть ритуалы очищения она проводила, – кивнула Клео.
– А это зачем? – спросил я.
– Очищают от зла. Не насовсем. Это временный пластырь такой. А полы она мыла?
Нора глянула на меня.
– Мы не знаем.
– На ощупь холодная была?
– Без понятия, – ответил я.
– Вы не замечали, ей трудно было разговаривать? Как будто во рту арахисовое масло или песок.
– Мы не знаем.
– А подозрительная тяжесть?
– Какая тяжесть?
Клео пожала плечами:
– Я слышала, иногда люди, на которых подолгу лежит сильное проклятие, встают на обычные весы, а те показывают триста, а то и четыреста фунтов, хотя на вид человек очень исхудалый.
– Этого мы тоже не знаем, – сказал я, хотя внезапно всплыло грозное воспоминание о единственной моей встрече с Александрой – эта странная походка, точно в трансе, гулкая тяжелая поступь в шелесте дождя у водохранилища.
Клео посетила новая идея – она опять взяла «блэкберри» и полистала фотографии.
– Я одного не вижу – возвращения. Когда речь идет о черной магии, проклятие нужно снять, а потом возвратить, чтобы оно бумерангом вернулось к тому, кто проклял. – Она подняла глаза на нас. – Заклинания – это просто энергия. Как направленный поток заряженных частиц. Их же надо куда-то девать. Энергия не создается и не разрушается – она передается. А свидетельств передачи я не вижу, и это меня беспокоит. – Она в задумчивости склонила голову набок, повертела в пальцах тигриный клык. – Не заметили в комнате возвратных свечей?