Реки Лондона - Бен Ааронович

— Допустим, — сказал Найтингейл. — Но не думаю, что он удовлетворится этим объяснением.

— А как насчет утечки газа?

— Под зданием церкви нет газовых труб, — возразил Найтингейл. — Соответственно, он может что-то заподозрить.

— Не заподозрит, если мы скажем, что утечка газа — это фальшивая версия, придуманная для конспирации, чтобы можно было спокойно выкопать неразорвавшуюся бомбу.

— Бомбу? — переспросил Найтингейл. — Но зачем так все усложнять?

— Чтобы можно было нанять землекопов и хорошенько порыться здесь, — ответил я. — Тогда нам, возможно, удастся отыскать этого самого Генри Пайка и стереть-таки его кости в порошок.

— У вас, Питер, изворотливый ум, — заметил Найтингейл.

— Спасибо, сэр, стараюсь, — ответил я.

Помимо изворотливого ума я также обладал синяком на спине размером с суповую тарелку. Еще пара-тройка красовалась на груди и ногах. В отделении травматологии я объяснил доктору, что налетел на дерево. Он посмотрел на меня очень странно и кроме нурофена не стал ничего выписывать.

* * *

Итак, мы узнали имя. Генри Пайк. Николас намекнул, что он не похоронен на церковном кладбище, но мы на всякий случай решили все же проверить. Найтингейл связался с Центральным регистрационным управлением, а я тем временем занимался поиском Пайков онлайн, на генеалогических сайтах типа Genepool и Familytrace. Никто из нас особо не преуспел — мы выяснили только, что эта фамилия почему-то очень распространена в Калифорнии, Мичигане и штате Нью-Йорк. На совещание мы собрались в каретном сарае, что позволяло мне продолжать лазить по Сети, а Найтингейлу — смотреть матч по регби.

— Николас сказал, он был артистом, — сообщил я. — Возможно, даже кукловодом и делал спектакль про Панча и Джуди. Пьеса Пиччини была издана в 1827 году, но Николас сказал, что дух Пайка старше. Соответственно, он жил в конце восемнадцатого — начале девятнадцатого века. Но ни в одном документе по той эпохе нужных нам данных нет.

На экране «Черные» забили «Львам», сбив с ног их защитника. Судя по выражению длинного лица Найтингейла, победа «Черных» была неизбежна.

— Вам бы побеседовать с кем-то из знающих театралов того времени, — проговорил он.

— То есть я должен буду вызвать еще чьего-то призрака? — спросил я.

— Да нет, я вспомнил кое-кого живого, — сказал наставник. — По крайней мере, способного говорить.

— Вы имеете в виду Оксли? — спросил я.

— Да, и его возлюбленную гражданскую супругу, также известную как Анна-Мария де Бург Коппиигер, любовницу Джона Монтегю, четвертого графа Сэндвича, сожительницу Генри Айленда,[34]известного специалиста по Шекспиру. Она бросила его, оставила эту юдоль скорби ради пышных лугов Чертси.

— Чертси?

— Да, именно там течет река Оксли.

Коль скоро я собирался снова навестить Оксли, то решил убить двух зайцев одним выстрелом: позвонил Беверли на ее водонепроницаемый мобильный и спросил, как насчет поездки на природу. У меня был наготове довод, что она должна помочь мне «разобраться» с Отцом Темзой, — на случай, если запрет ее мамочки все еще действовал. Но до него дело не дошло.

— А мы поедем на «Ягуаре»? — спросила Беверли. — Извини, но в другой твоей машине жутко воняет.

Я сказал «да», и через четверть часа она позвонила в домофон каретного сарая. Очевидно, уже тусовалась где-то в Вест-Энде, когда я позвонил.

— Мама послала меня рыскать по городу, — пояснила она, — искать вашего выходца.

Одета она была в черное болеро с вышивкой поверх красной водолазки и черные леггинсы.

— А ты сможешь распознать выходца, если увидишь его? — спросил я.

— Не знаю, — пожала плечами девушка, — но все когда-нибудь бывает в первый раз.

Я очень хотел понаблюдать, как она со своими длинными стройными ногами будет устраиваться на неудобном переднем сиденье, но потом передумал — мне и без того было жарко. Папа как-то поведал мне секрет счастливой жизни. Он сказал, что никогда не стоит начинать отношения с девушкой, если не готов с радостью принять любое их развитие. Это самый дельный из всех его советов. Возможно, я и на свет появился благодаря этому принципу. Поэтому я сосредоточил все внимание на том, чтобы вывести «Ягуар» из гаража. А потом выехал на шоссе и устремился на юго-восток, на территорию противоборствующей стороны.

В 671 году на высоком южном берегу Темзы было основано аббатство. Самое что ни на есть классическое учреждение англосаксонского периода — наполовину учебно-научная база, наполовину экономический центр. А также прибежище для тех отпрысков благородных семейств, которые для себя решили, что в жизни есть вещи поинтереснее протыкания мечами себе подобных. Двести лет спустя викинги, которым означенное занятие никогда не надоедало, разграбили аббатство и сожгли его дотла. Потом его отстроили заново, но те, кто там обосновался, должно быть, чем-то не угодили королю Эдгару Миролюбивому — в 964 году он вышвырнул их, отдав аббатство ордену бенедиктинцев. Монахи этого ордена видели смысл жизни в созерцании, молитвах и очень обильной еде. В связи с тем, что еды требовалось много, они, естественно, принялись благоустраивать землю везде, где только могли. Одним из плодов этого благоустройства где-то в одиннадцатом веке стал канал между Пенгон-Хук и плотиной Чертси. Монахи прорыли его для отвода воды из Темзы к мельницам. Я говорю «монахи прорыли» — но на самом деле это вряд ли было так. К тяжелой работе наверняка привлекли каких-нибудь местных крестьян. Этот искусственный приток Темзы нанесен на карты под названием Эбби-ривер. Но когда-то его называли по-другому — Оксли-Миллз-стрим, Мельничный ручей Оксли.

Беверли я не стал говорить, куда мы едем. Однако как только я свернул с развязки Клокхаус и покатил по Лондонскому шоссе в сторону знаменитого Стейнза, она сама просекла, что к чему.

— Мне нельзя туда, — запротестовала она, — это не моя территория.

— Успокойся, — отозвался я, — все согласовано.

Странная штука — я вроде родился и вырос в Лондоне, а некоторых его уголков не видел никогда в жизни. И одним из них был Стейнз. Номинально он находится за пределами Лондона и поэтому показался мне скучным и каким-то деревенским. Проехав по мосту, мы очутились в коридоре высоких изгородей и заборов, из-за которых ничего не было видно. Вскоре показался перекресток, и пришлось сбавить скорость. Надо было установить GPS-навигатор, подумал я.

— Налево, — сказала вдруг Беверли.

— Откуда ты знаешь?

— Ты ищешь одного из сыновей Батюшки Темзы? — спросила она.

— Да, — ответил я, — Оксли.

— Тогда поворачивай налево, — безапелляционно заявила она.

Я выбрал первый же съезд с перекрестка. Было неприятно чувствовать, что не знаешь, куда едешь, как всегда бывает, когда дорогу показывает кто-то другой, а ты слепо двигаешься по его указанию. Слева на реке я увидел пристань — ряды бело-голубых прогулочных катеров покачивались на воде. Иногда среди них попадались баркасы.