Реки Лондона - Бен Ааронович

Многие знающие люди спорили о том, какова истинная природа призрака. Полидори утверждал, что это души преданных и обманутых, которые не могут покинуть место своего прижизненного пребывания. Согласно его теории, силу такие духи теряют и, если не подпитывать их магически, вскоре полностью рассеиваются. Ричард Спрус в своей работе «Устойчивость явления фантасмагории в Йоркшире», опубликованной в 1860 году, в целом соглашается с Полидори, но добавляет, что призраки способны брать магию от окружающей среды, подобно тому как лишайник вытягивает питательные вещества из жесткой поверхности, на которой растет. А Питер Брок в 1930 году выдвинул теорию, согласно которой призраки — всего лишь образы, отпечатанные на ткани окружающего мира, как запись на грампластинке. Я же для себя решил, что призраки — это своего рода грубые копии личностей живых людей, оставшиеся после их смерти. Они как магическая матрица низкого качества, в которой «пакеты информации» передаются от одного магического узла к другому.

Поскольку обе мои встречи с Николасом Уоллпенни произошли возле церкви актеров, начать я решил именно отсюда. Копы смотрят на мир иначе, чем все остальные. Полицейского легко распознать, если просто понаблюдать, как он оглядывает помещение. У него холодный, цепкий взгляд, легко узнаваемый всеми, кто к такому привык. И самое странное, вырабатывается он очень быстро. Помню, я всего-то месяц прослужил в Общественной поддержке и заехал как-то раз в гости к родителям. Даже если бы я не знал, что мой отец — алкоголик, то все равно заметил бы это, едва переступив порог. А надо сказать, что у моей мамы просто-таки маниакальное стремление к чистоте — на ковре в ее гостиной можно смело пить чай. И тем не менее все признаки были налицо — потому что я теперь умел их распознавать.

То же самое и с вестигиями. Стоило мне положить руку на один из белых камней портика, и снова возникли те же самые ощущения — холод, чье-то неясное присутствие. И тот же едва заметный запах — кажется, сандалового дерева. Но теперь я знал, что означают эти ощущения, — как любой полицейский знает, на что обращать внимание, оглядывая улицу. Только я ожидал, что они будут сильнее, и попытался вспомнить — а какими они были в прошлый раз, когда я трогал эти камни?

Удостоверившись, что вокруг ни души, я прошептал, глядя на стену:

— Николас, вы здесь?

И тут же почувствовал ладонью какие-то колебания — так бывает, когда поезд метро едет по тоннелю и ты ощущаешь, как вибрирует перрон под ногами.

Жалобно заскулив, Тоби бросился прочь от стены, его когти со скрежетом скользили по булыжникам. А я не успел даже отшатнуться — передо мной прямо в стене возникло лицо Николаса, бледное и прозрачное.

— Помогите, — прошептал он.

— А что с вами?

— Он пожирает меня! — выдохнул Николас, и тут же его лицо как будто втянулось обратно внутрь стены.

На миг у меня в затылке возникло странное тягучее ощущение, я резко отпрянул. Тоби тявкнул один-единственный раз, а потом развернулся и дал стрекача в сторону Рассел-сквер. Не удержав равновесия, я упал на спину и больно ударился. Несколько секунд я просто глупо лежал, потом решил все-таки подняться. Осторожно подошел к церкви и снова опасливо прикоснулся к стене.

Она была холодная и твердая — и все, больше я ничего не почувствовал. Из камней как будто высосали все вестигии — совсем как в доме с вампирами. Отдернув руку, я быстро отошел назад. В церковном дворике было темно и тихо. Развернувшись, я побрел в ночь, время от времени поглядывая по сторонам в поисках Тоби.

А он, оказывается, галопом несся всю дорогу, до самого особняка. Я обнаружил его в кухне — он свернулся клубочком на коленях у Молли. Поглаживая пса, она устремила на меня укоризненный взгляд.

— Он должен привыкать к опасностям, — сказал я. — Если хочет тут жить — пусть работает.

Задание по расследованию текущего дела не освобождало меня от занятий. Я уговорил Найтингейла показать мне чары огненного шара. Это, как и следовало ожидать, оказалась разновидность «Люкса», соединенная с «Иактусом», отвечающим за движение. Как только наставник убедился, что я способен справиться с первой частью и не сжечь себе при этом руку напрочь, мы отправились в подвал, в тир. До этого момента я и не подозревал, что в «Безумии» он есть. Спустившись по черной лестнице, надо повернуть не направо, а налево и войти через двое бронированных дверей раньше я всегда думал, что здесь находится кладовка для угля. Однако за этими дверями была вовсе не кладовка, а помещение длиной в пятьдесят метров с мешками песка, выставленными в ряд у дальней стены. У ближней стояли металлические контейнеры. Над ними на стене в ряд висели каски, под касками — противогазы цвета хаки, опять же аккуратным рядком. Еще там был плакат — белые буквы на кроваво-красном фоне, который гласил: «Сохраняйте спокойствие и продолжайте в том же духе». Этот совет показался мне очень актуальным. В противоположном конце стояло несколько фигур-мишеней из плотного картона, потрескавшихся от времени, однако еще вполне сохранивших вид немецких солдат, в касках и со штыками наготове. Следуя указаниям Найтингейла, я выстроил их в ряд возле мешков и отошел обратно на позицию. Прежде чем начать, я еще раз удостоверился, что выложил из кармана свой свежеприобретенный мобильный телефон.

— Смотрите внимательно, — велел Найтингейл. Он выбросил вперед руку, что-то ярко вспыхнуло, раздался звук, похожий на треск рвущейся простыни. А потом крайняя слева мишень осыпалась на пол пылающими клочьями.

Услышав бурные аплодисменты, я обернулся. Молли стояла на цыпочках, как ребенок у циркового балагана, и шипела от восторга.

— Но вы ничего не сказали на латыни, — заметил я.

— Этому надо учиться молча, — пояснил Найтингейл, — с самого начала. Данные чары — это оружие, и назначение у них одно-единственное — убивать. Как только вы ими овладеете, на вас будут распространяться те же правила, которым следуют все вооруженные полицейские. Поэтому рекомендую вам ознакомиться с современными положениями о пользовании огнестрельным оружием.

Молли зевнула, прикрывая рот ладонью, чтобы я не увидел, как широко он раскрывается. Найтингейл посмотрел на нее с мягким укором и сказал:

— Ему все-таки приходится жить среди людей.

Молли пожала плечами, словно говоря: «Ну и что?»

Найтингейл показал все еще раз с самого начала, в четверть скорости. Я попытался последовать его примеру. Создавать огненный шар я уже научился, но, когда настало время добавить «Иактус», шар вдруг показался мне скользким, а в отличие от яблок, там было совершенно не за что зацепиться. Я, как и полагалось, сделал весьма зрелищный пасс рукой, огненный шар легко скользнул через всю комнату, прожег в одной из мишеней небольшую дырочку и опустился на мешок с песком.

— Питер, вы должны отпустить его, — сказал Найтингейл, — иначе ничего не получится.

Я отпустил. Где-то за шеренгой мишеней раздался глухой удар, легкий дымок, клубясь, поднялся к потолку. Молли позади меня хихикнула.