Музыка ночи - Джон Коннолли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как же иначе? – подал голос я. – Семена войны проросли еще в старом мире. Быть может, единственно разумный способ отрешиться от кошмара прошлого кроется в простом осознании, что ростки тех семян уже погибли – причем раз и навсегда.
– Вы действительно в это верите? – спросила она с сомнением.
– Нет.
– Вот и я тоже. Но надеяться надо, правда?
– Наверное, да, – рассудил я. – А как же иначе.
* * *
Вскоре появилась и миссис Гиссинг – миниатюрная суровая женщина неопределенного возраста (думаю, посредине пятого десятка), одетая в черное. Жена хозяина гостиницы поведала мне, что миссис Гиссинг потеряла на войне обоих сыновей – один погиб под Верденом, второй под Ипром – и осталась на свете одна-одинешенька, овдовев еще тогда, когда ее мальчики пешком под стол ходили.
От гостиницы до Бромдан-Холла было примерно с милю, и это расстояние миссис Гиссинг обычно одолевала своим ходом, так что я отправился вместе с ней.
По пути мы, как водится, были вынуждены раскланиваться со всеми встречными, хотя никто здесь не знал, ни как меня звать, ни чем я занимаюсь. Я решил, что местным, в общем-то, нет до меня особого дела, ну а если и есть, то пытливые обитатели деревеньки уже получили от завсегдатаев гостиничного паба ценные сведения о моей персоне.
В центре деревни, на зеленом пятачке, возвышался монумент со свежими цветами у подножия. Миссис Гиссинг шла, не поднимая взгляда от дороги, как будто смотреть на памятник войны ей было невыносимо. Мне бы, наверное, следовало помалкивать, но, как верно подмечал Куэйл, во мне сидела эдакая извращенная привычка выплескивать наружу свои мысли, в русло которых меня нынче, можно сказать, толкнула жена хозяина гостиницы.
– Я искренне соболезную вашей утрате, – выпалил я.
Лицо миссис Гиссинг на мгновение дернулось, как от физической боли, но затем приняло обычное выражение.
– Двенадцать ребят ушли отсюда, и девять из них не вернулись, – с горечью проронила она. – А трое уцелевших мальчиков утратили какую-то часть себя. Их словно засосала та грязь, из которой они сумели выбраться. Я до сих пор не пойму, зачем все это было.
– Я тоже был там, но и мне ничего не понятно, – сказал я.
Она несколько смягчилась – не сильно, но ощутимо.
– Вы воевали в Вердене или Ипре?
В ее голосе сквозила надежда – а вдруг я скажу, что знал ее сыновей? И что они часто упоминали свою матушку, а смерть их была мгновенна и легка?
Но я не мог ей солгать.
– Ни в Вердене, ни в Ипре мне не довелось сражаться. Для меня война окончилась под Хайвудом.
– Под Хайвудом? – повторила она.
– Сомма. Французы то местечко называют Буа де Форко – что-то там связанное с вилами. Вблизи находится Делвилльский лес, но ребята, с которыми я служил, всегда называли его Дьявольским лесом. Его до сих пор не расчистили… он превратился в общую могилу для тысяч солдат.
– У вас там погибли друзья?
– Из всех, кого я знал, выжил только я. Впрочем, какая разница. Мертвым-то ничем не поможешь.
– Вы так считаете? – задумчиво возразила она. – Я со своими сыновьями постоянно общаюсь и чувствую, что они слушают. Они вообще слушают, мертвые. Всегда. Что им еще остается?
Больше мы не разговаривали.
* * *
Бромдан-Холл представлял собой хаотичное нагромождение пристроек к главному зданию и занимал территорию в пять акров. Надо сказать, что особняк приходил в негодность. Обветшалость виднелась и чувствовалась еще издали. Сложно было и представить, что такую громадину обихаживает всего одна миниатюрная женщина, но миссис Гиссинг сказала, что большинство помещений здесь использовалось не более чем под хранение. Основные ее обязанности заключались в трехразовой готовке, стирке и поддержании нескольких комнат в порядке. Иных требований мистер Молдинг к своей экономке, похоже, не выдвигал. Между тем она проявляла к нему вполне искреннюю привязанность и неподдельно пеклась о его благоденствии. На вопрос, приходило ли ей хоть раз в голову обратиться в полицию, она ответила, что мистер Куэйл из Лондона однозначно велел ей ничего подобного не делать.
Кстати, именно она и обратилась к Куэйлу с тревожной вестью о пропаже хозяина. Что же до мистера Форбса, племянника мистера Молдинга, то тот узнал об исчезновении дядюшки гораздо позже, когда наведался в особняк с визитом, что он имел обыкновение делать, когда нуждался в деньгах.
Вот тогда миссис Гиссинг волей-неволей и просветила племянничка насчет его дяди.
Для меня оказалось неожиданностью, что за пару-тройку месяцев до своего рокового отъезда мистер Молдинг несколько раз отлучался в Лондон. Он задерживался в столице, и насчет его поездок Куэйл был совершенно не в курсе, поскольку он об этом даже не упоминал. У миссис Гиссинг столь резкая перемена в привычках хозяина вызывала изрядное удивление, которое она, впрочем, держала при себе.
Миссис Гиссинг поведала мне и кое-какие подробности. Мистер Молдинг загодя вызывал кеб, который спозаранку отвозил его на станцию, ну а с прибытием из Лондона последнего поезда этот самый кеб и доставлял Молдинга домой.
Поездок у Молдинга было три, и во всех случаях он неизменно информировал свою экономку накануне.
– А есть вероятность, что он мог отправиться в Лондон без вашего ведома? – осведомился я.
– Нет, – непререкаемым тоном произнесла миссис Гиссинг. – На станцию и домой его всегда привозил один и тот же кебмен, а о своих планах он всегда извещал заранее. Мистер Молдинг – деликатный человек. В детстве он переболел полиомиелитом и с той поры хромает на правую ногу. Совершать длительные прогулки ему невмоготу из-за сильного недомогания и дискомфорта. Поэтому он и был домоседом.
– У вас имеются соображения насчет его возможных маршрутов в Лондоне или того, с кем он мог общаться? – спросил я.
– Такими вещами он со мной не делился.
– Есть ли у него недоброжелатели? Враги?
– Господь с вами! – отмахнулась миссис Гиссинг. – Друзей у него нет… и не потому, что с ним что-то не так, – поспешила добавить она, – у него есть все, в чем он нуждается.
Она широким жестом указала на обветшалый особняк, который вздымался над нами.
– Это был… ой!.. это и есть дом мистера Молдинга. Путешествовать он никогда и не стремился. Мой хозяин изыскивал другие способы приблизить мир к себе.
Последняя фраза показалась мне странной, и я ее не вполне понял, зато сполна осознал лишь тогда, когда ступил под мрачноватую сень дома мистера Молдинга. Здесь повсюду были книги, причем стеллажи (специально сделанные для этой или же иной цели) находились не только в комнатах, но и в коридоре и даже под лестницей.
Они были в главном холле и в нижних комнатах, а также в помещениях верхних этажей. Полки с книгами протянулись вдоль стен ванной и даже кухни.