Нежный ангел - Ли Бристол

Когда Кейси достал крест, его глаза засверкали алчным огнем. С ладони его, покачиваясь, свисала цепочка от креста.

— Ну, что ты; черт возьми, про него знаешь? — Он взглянул на своего компаньона. — Про твое дурацкое проклятие? Я же говорил тебе, мы его вернем. Я ведь тебе говорил.

Дженкс взглянул на крест и тяжело сглотнул. Его рука сжимала горло Адама уже не так сильно, как до этого.

— А сейчас мы убьем их?

Кейси резко поднялся на ноги, засовывая крест в карман штанов.

— Не будь идиотом! Сделаешь один выстрел в таком месте — и все законники в радиусе мили начнут охотиться за тобой. Кроме того, мы получили то, за чем пришли. Они не смогут нас остановить. Если они расскажут кому-нибудь об этом, то сами закончат свою жизнь в тюрьме за похищение этой проклятой штуки, а мы будем жить в роскоши в Рио-де-Жанейро.

Дженкс нахмурился:

— Где?

— Просто заткнись, и убираемся отсюда, — приказал Кейси. Он открыл дверь и осторожно огляделся. Затем он повернулся к Энджел:

— Теперь можешь кричать сколько влезет, барышня. Это тебе не поможет.

И они ушли.

Но Энджел не кричала. Она продолжала сидеть, ошеломленная, не верящая, потрясенная. Все пропало: ее сокровище, ее будущее, ее единственный шанс стать кем-то в этом мире, иметь что-то… Все это украл Адам. Адам.

Большая прекрасная мечта обрушилась на нее, как дар небес, и вот от нее ничего не осталось. Чему же тут удивляться? Разве она не понимала, что все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой? Сначала папа, потом крест.

Но Адам…

— Мистер возвышенный и всемогущий законник, — тихо произнесла она, — всего лишь обыкновенный воришка и лжец, совсем как я.

Адам не смотрел на нее. Он не мог смотреть на нее.

— Подойди сюда. — Его голос был хриплым от боли и усилий, он пытался освободиться от веревок. — Нам надо постараться развязать друг друга.

Она не пошевелилась.

— Все ваши прекрасные проповеди — пустые слова. Вы приходите сюда, когда меня нет, и крадете единственную действительно ценную вещь, которая у меня есть. Вы в прямом смысле слова украли ее у меня.

— Черт возьми, Энджел! — Звук собственного голоса отдался острой болью в его голове. — Я не совершенен, я никогда не говорил, что я совершенен! Я был не прав, договорились? Я сделал это, и я был не прав, и если ты хочешь ненавидеть меня за это, можешь сделать это позднее, потому что сейчас я — единственное, что у тебя осталось, и мы должны помочь друг другу!

— Да, — неохотно согласилась Энджел.

Она поднялась и подошла к нему.

— Ты собираешься преследовать их?

— Садись. — Стараясь не стонать от боли, Адам подвинулся, уступая ей место. — Попытайся развязать узлы на моих веревках.

Она стояла и задумчиво смотрела на него.

— Мой нож, — произнесла она усталым голосом. — Ты должен достать его.

Он поднял голову, чтобы взглянуть на нее, и у него все поплыло перед глазами. Он не сразу понял, о чем она говорит, и вдруг он вспомнил про нож, который она носила на бедре.

У него пересохло в горле, а в голове сильно пульсировала боль.

— Садись, — повторил он хрипло, — как можно ближе.

Она, пошатываясь, опустилась на пол, под прямым углом к его рукам, связанным у него за спиной. Она двигалась к нему, пока ее юбки не коснулись его рук. Адам тоже подвинулся к ней и напрягся, когда ткань юбки легла на его пальцы. От этих усилий у него закружилась голова, и сердце его билось так сильно, что напоминало удары молота по наковальне, а руки начали дрожать. От напряжения и боли в голове у него на лбу и верхней губе выступила испарина.

— Я не ненавижу тебя, — вдруг произнесла она. Ее голос, странно лишенный эмоций, был сух и слегка задумчив. — Я полагаю… Наверное, ты думал, будто ограждаешь меня от неприятностей. Ты бы не смог думать по-другому, не сейчас по крайней мере. И тебе не нужны деньги. Ты богат.

— Яне… богат.

Адам сполз по стене на несколько дюймов, и теперь его пальцы шарили у нее под юбкой. Для того чтобы продвинуть свои руки дальше, необходимо было опять подвинуться, но сначала ему нужно было передохнуть.

— Я знала, что скорее всего ничего не получится, — продолжала она таким же бесстрастным, задумчивым тоном. — Такое богатство не достается таким, как я. Но некоторое время…

«Боже мой, Энджел», — думал он в отчаянии, но для того, чтобы сказать это вслух, требовалось приложить усилие. А ему сейчас нужны были силы, чтобы продвигать свои руки вперед.

Ее щиколотка была маленькой и хрупкой, его шершавые пальцы наткнулись на тонкую ткань ее чулок. Под мягким покровом юбок кожа была мягкой и теплой, как пар.

Он не хотел об этом думать, но его воображение рисовало заманчивые картины, и у него пересохло в горле. Он снова поменял положение тела, чтобы двигаться дальше вверх.

— Так или иначе все это я делала ради папы, — проговорила она спокойно. — И теперь это не имеет значения.

Адам перестал двигаться, оцепенев от навалившегося на него шквала угрызений совести и от непоколебимой решимости, которая сжала его сердце. «Никогда больше, Энджел, — поклялся он себе. — Больше никто не обидит тебя снова…».

Он сжал зубы и стал продвигать свои руки вверх, путаясь в ткани ее нижней юбки. Его пальцы пробежались по ее икре, твердой, гладкой и шелковистой, пока не встретили сопротивление твердого металла, спрятанного в кожаном чехле.

— Я постараюсь быть осторожным, — пообещал он, тяжело дыша. — Я не хочу тебя порезать.

Он почувствовал, как напряглись ее мышцы, когда его пальцы сомкнулись вокруг рукоятки ножа, медленно вынимая его из кожаных ножен. Острие застряло в нижней юбке, и он чуть не выронил нож из рук. Он сжал пальцы и отодвинулся от нее, а затем его плечи бессильно опустились, голова закружилась, но он старался не потерять сознание.

Энджел подвинулась так, что их пальцы сплелись, и он с радостью переложил нож в ее руки. Он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы сделать это самому.

Энджел старалась перепилить его веревки, а Адам, насколько мог, развел кисти рук в стороны, обеспечивая большее натяжение. Казалось, это длилось вечность, но наконец веревки начали перетираться, а затем с треском разорвались и обвисли. Энджел уронила нож на пол, и Адам снова подвинулся к ней, чтобы развязать ей руки.

— Ты ведь не собираешься их преследовать, правда? — спросила она со слабой ноткой беспокойства в голосе.

Адам с трудом повернул одеревеневшее тело, чтобы развязать веревки на своих ногах. Когда он наклонялся, у него темнело в глазах.

— Ты этого хочешь?