Мой маленький Советский Союз - Наталья Гвелесиани

– Это ты еще того, что снял «Ракрус», не видела, – многозначительно говорит Марина. – Сходи в «Ракрус» – это такой студенческо-профессорский клуб при Институте физики, они тоже большие поклонники Владимира Семеновича. У них как раз завтра премьера в здании Нового университета, что в конце Важа Пшавела. Они подготовили документальный слайд-спектакль о всех убиенных, невинно пострадавших на Руси от властей.

Иду. Бегу. Лечу!.. Нет, сначала мечусь, пытаясь найти Ларису.

Не нашла, еду сама. Нахожу университет, вхожу в битком набитый зал, погружаюсь в темноту и вижу кровь на экране, слышу песни и стихи, которые поют и читают, выходя один за другим на сцену, люди в галстуках.

Это длится три часа.

Оттуда я уйду другим человеком.

И приведу сюда в следующий раз Ларису.

И посмотрю этот спектакль, уже одна, еще трижды.

После первого раза я прошла вниз по извилистой, вымощенной булыжником тропинке детского парка «Мзиури», лежащего в ущелье, к могиле моего любимого грузинского писателя Нодара Думбадзе. Он и основал этот парк. А умер от болезни сердца совсем еще не старым.

Надо было бы постоять у его одинокой могилы, но я не люблю могил, поэтому, поклонившись, я забрела в пустынную аллею и села на лавочку.

Из серебристого тумана передо мной возникли фигуры писателей. Они заполняют небо, а я, спешившись с коня, смотрю на них и страшно боюсь взглянуть вниз, в бездну, к краю которой подошла так близко, что уже посыпались вниз с оглушительным шумом не камни – обломки скалы. Бездна змеилась головой Медузы-горгоны. А вверху вел по борозде рабочую лошадку одетый в простую белую рубаху Лев Толстой, бороду его чуть колыхал ветер. И все другие тоже были здесь.

Какая это редкая удача – увидеть их всех вместе. И надо бы успеть спросить о самом главном. А что сейчас для меня самое главное? Самого главного так много! Все – главное!

Ага… Вот, пожалуй, я и нащупала вопрос:

– Как же не потеряться мне в жизни, в которой нет самого главного? Знать только то, что я ничего не знаю, слишком зыбкая основа.

Лев Толстой, не отрываясь от борозды, жестом делает указание, и появляются трое – все на синих конях: Есенин, Маяковский и Цветаева. Покачивая тонким станом, Марина Ивановна читает:

– Так что же, пришла пора умереть? – спрашиваю я недоверчиво, чувствуя рвущийся изнутри сквозь смятение восторг.

– Жизнь – это место, где жить нельзя. Но ты люби не жизнь, а мечту. А мечтай всегда с опережением, так, чтобы жизни оставалось лишь одно – догонять. И тогда когда-нибудь и жизнь станет человеком. А человек – таким, каким его задумал Бог, но не осуществили родители. А если ты поступишь наоборот и станешь любить жизнь и человека такими, какие они есть, эта жизнь станет еще невыносимей.

– Но что-то эта стратегия не оправдалась, если судить по вашей собственной жизни…

– Ты думаешь?

– Да. Ведь вы попали в тупик. Поэзия привела вас к разочарованию в поэзии.

– Поэзия никогда не разочаровывает. Разочаровывает жизнь… Но ты по-своему права: поэзия привела нас к разочарованию в поэзии: жизнь – такая, какая есть, – кончилась, и мы оказались у края бездны. А крыльев таких, чтобы ее перелететь, не отрастили.

– А кто отрастил?… Так что же, лучше с самого начала отбросить подальше все эти поэтические бредни?

Мой вопрос, повиснув уныло тянущимся над бездной канатом, медленно тает. И тают в моем воображении, так и не дав ответа, фигуры всадников.

Но я все равно рада этой мимолетной встрече. Пока что я понимаю одно: враги народа в образе сумасшедших всех мастей, которые управляют государством, в то время как все остальные не могут или воздерживаются, как верно подметил Лев Толстой, просчитались. Великая русская литература, на которой они нас воспитывали, думая завязать тем самым глаза, оказалась такой бомбой замедленного действия под всей этой Системой, что только держись!

* * *

Как много в этом мае дней рождений!

Я помню, что Жанна не отмечает своего дня рождения – она его, по ее же собственным словам, упразднила, потому что поняла: будних дней на самом деле не бывает. Каждый божий день – это день рождения. А день рождения как таковой узнается по тому, что ты в этот день бываешь лучше. И всех любишь. И тебя тоже все любят. И поэтому не нужно никаких дополнительных подарков. Все другие подарки за ненадобностью упраздняются.

Но я решила упразднить этот порядок, пусть на один хотя бы день, и появилась перед Жанной, когда она выходила из школы, с большим букетом чайных роз, которые втайне пронесла утром в раздевалку и поставила в банку с подкисленной аспирином водой.

«Э-гe-ге-гей!.. Есть ли еще в поле жив человек?» – кричит убежавший из дома лисенок Людвиг в фильме «Рыжий, честный, влюбленный», снятом по-нашенски, по-советски по мотивам книги Яна Экхмольма. Сам себя Людвиг из школы врунов исключил и – вот-те на! – влюбился в девочку-цыпленка. Теперь у него есть Чудо Цвета Апельсина.

Посмотрев фильм, семилетний сын подруги моей мамы написал Людвигу письмо: «Дорогой Людвиг! Ты очень хороший, давай дружить. Я учусь на „четыре“, на „три“ и на „два“. Но в школу пока хожу». Его мама нашла письмо в учебнике арифметики и потом читала своим подругам. Все от души смеялись.

После этого Мальчик больше не писал писем. И ничем таким не интересовался. Он вообще утратил интерес ко всему – стал слишком взрослым. У него нет друзей.