Самгук саги Т.1. Летописи Силла - Ким Бусик

и в это время высланные [ваном] войска разгромили их и убили свыше трехсот человек. Узнав о том, что танские войска хотят прийти на выручку Пэкче, [ван] послал тэачхана Чингона и ачхана [610]... с войсками, чтобы защитить Онпхо. Пэк Ояк вошел [611]... один вершок.

Летом, в четвертом месяце, молния ударила по южным воротам [храма] Хынюнса.

В шестом месяце посланные ваном войска военачальника (чангун) Чукчжи /219/ растоптали хлеба около пэкческой крепости Карим, а затем вступили в бой с танскими войсками [у крепости] Соксон, где отрубили пять тысяч триста голов, захватили двух пэкческих военачальников (чангун) и шесть танских гои.

Осенью, 26-го числа седьмого месяца, командующий войсками великих Танов Сюе Жень-гуй прислал буддийского монаха Имюна, чтобы передать письмо, в котором говорилось: «Командующий экспедиционным войском Сюе Жень-гуй обращается с письмом к вану Силла. На десять тысяч ли по свежему ветру и на три тысячи по великому морю простирается небесное (т. е. императорское) повеление, и я прибыл в эти края, вняв словам [высочайшего указа] о том, что [ваши] недобрые намерения постепенно настолько возросли, что оружие грозит [нашим] отдаленным (пограничным) крепостям. [Это означает, что вы] покинули слова искренности[612] и утратили верность клятве[613]. Когда старший брат (силланский ван) сделался главой мятежников, младший брат (сам Сюе Жень-гуй) становится верным слугой [государя]. Когда даль отделяет (друг от друга) тень цветка и [тень] от его лепестков, напрасно может светить месяц неотступной думы[614], [значит] разговор друг с другом принесет [нам] немало огорчений. В бытность прежнего вана кайфу[615]в сговоре со всей страной он повсюду воздвиг сотни крепостей, потому что на западе боялся вторжений Пэкче, а на севере остерегался грабежей Когурё, и во многих местах на протяжении тысячи ли сверкали острия мечей, поэтому в пору шелкопрядения женщины не успевали собирать тутовых листьев, а пахари упускали /220/ время полевых работ. И в преклонные лета, когда он [едва мог] понять услышанное[616], и каждый день приближал лучи у [верхушек] вяза[617], он не побоялся риска морского плавания и переправился по опасностям Янху[618], чтобы устремить свое сердце к цветущим пределам (Китая), пасть ниц у небесных ворот [танского императора] и поведать подробно о своем одиночестве и слабости, обрисовав ясно, как посягают [на его государство Когурё и Пэкче]. И никто из услышавших положение дел, обрисованное им, не смог удержаться от скорби. Император (Вэньхуаньди) Тайцзун, чей образ в Поднебесной величествен подобно девяти превращениям Паньгу[619], а ум охватывает всю вселенную, подобно [могучей] длани Цзюйлина[620], не проводящей ни единого дня без того, чтобы не поддерживать падающих или не помогать слабым, с жалостью принял прежнего вана, сочувственно выслушал его просьбу и по нескольку раз в течение дня оказывал ему особое внимание легкими повозками, быстрыми конями, красивой одеждой и редкими снадобьями. В ответ на это внимание [ван] в свою очередь [по призыву императора] снарядил войска, и взаимное согласие [между ними] было как у рыбы с водой, а дружба прочна подобно металлу и камню. Там, где тысячу раз повторяются фениксовые замки, а на десяти тысячах дверей журавлиные затворы[621], за вином и яствами они весело беседовали, обсуждая военные планы, определяя сроки выступлений. Итак, в одно утро с суши и моря поднялись лавиной острия мечей. То было время, когда на полянах у крепостей уже опали цветы, а ветки деревьев покрывались плодами. И как велика была справедливость, когда [император] Вэньди (Тайцзун) лично принял участие в походе только из-за сострадания к другим[622]. И после, когда преобразились горы и моря, /221/ отвернулись от нас солнце и луна, а мудрейший из людей опустил свое оружие[623], ван сохранил верность [императорскому] дому, подобно тому как лианы опираются на скалы, совместно участвовал в походах и выделял свои войска (воинов и коней), точно следуя установившимся обычаям предков. Если на протяжении нескольких [последних] десятилетий, несмотря на испытываемые трудности, когда часто приходилось открывать [для населения] казенные склады, а иногда выдавать [также и домашнюю] птицу и скот, Серединное государство вынуждено было из-за Голубых островов[624] посылать войска Желтых пределов[625], то разве мы не знали, что это слишком дорого и не приносит [нам] никакой пользы, что можно оставить [военную помощь]? [И делали это только], боясь утратить веру прежнего вашего государя.

Теперь, когда с могущественными разбойниками[626] уже покончено и враги оплакивают [гибель] своих государств, а ван [Силла] имеет и воинов и коней, и яшмы и шелка, разве не было бы утешением и одобрением в историях [будущего], если бы ван успокоил порывы своего сердца, чтобы центр (Китай) и окраины (Силла) поддерживали друг друга, оружие было переплавлено в металл, а уступчивость стала принципом поведения, следуя которому и ваши потомки наслаждались бы праздным покоем?

Но ван ныне покинул почву спокойствия и перестал блюсти установившийся обычай в политике [своей страны], уклоняясь от небесных повелений [императора] и отвергая слова [своего покойного] отца. Презрев небесные стихии (божественную кару) и вероломно нарушив добрососедские отношения, вы в своей захолустной земле, что [за морем] в отдаленном левом углу[627], собираете с каждого дома воинов и многие годы [беспрестанно] держите поднятое оружие, отчего хлеба [с полей] должны перевозить вдовы и слабые женщины, а сами поля обрабатываются малолетними детьми. /222/ Но вы не сможете ни удержаться в обороне, ни победить в нападении. Даже приобретая, придете к гибели, и, живя, подойдете к концу, ибо несравнимы большое и малое, и разнятся мятеж и покорность. И незнание ваном меры разве не напоминает то, как [одна женщина,] взяв арбалет, побежала за курицей и не заметила опасности высохшего колодца[628], или то, как в погоне за цикадой [богомол] не приметил опасной цапли[629].

Если бы в прежние времена ваш предшественник, получая благодеяния Неба, в действительности таил вероломные намерения и лишь притворно исполнял церемонии, выражающие верность, а сам преследовал корыстную цель воспользоваться высокими заслугами Неба (т. е. танского императора), и если бы он надеялся [полученные им] прежде благодеяния обратить в последующую измену, то все это было бы неблагоразумием прежнего государя. [Но нет], клятва его была вечной, на столько времени, пока реки не сузятся до размера пояса[630], а ясностью смысла она (клятва) была подобна [чистому] инею. Ослушание повеления государя означает отсутствие преданности, а презрение воли отца — отсутствие сыновней почтительности. Как, совмещая