Вор и убийца - Сергей Куц

– Кто это? Вы знаете имя сего человека? – спросил герцог, как только Даман заглох на мгновение, чтобы достать платок.

Даман переводил маленькие глазки то на меня, то на имперца. Постепенно он приходил в себя. Герцог терпеливо ждал, чего не скажешь об его свите. Высокопоставленные офицеры вовсю шептались позади Альбрехта Огсбурга и, кажется, насмехались над Даманом.

– Ваша Светлость, – заговорил Даман, – это очень опасный преступник. Он вор и пират, убийца…

Конечно, Конрад загнул, назвав меня убийцей, но в целом мне было безразлично, что он наплетет. Стало все равно, что будет со мной дальше. Хуже, чем мог представить, точно не будет. Надо ж так глупо попасться!

– … и надлежит четвертовать! – закончил свою речь Даман.

– Душа этого человека принадлежит Церкви! Это дело церкви! – вдруг громогласно объявил отец Томас. Я и не заметил, как он очутился близ герцога и теперь буравил меня взглядом. Его взор прожигал насквозь. Истинный инквизитор!

– Душа каждого из здесь присутствующих принадлежит империи! – левый глаз герцога дернулся. Хорошее расположение духа и выдержка покинули его. Альбрехт Огсбург вплотную подошел к инквизитору и медленно проговорил. – А здесь я олицетворяю власть Его Императорского Величества, и только мне решать, забрать ли эту душу либо поступить с ней иным способом.

Над окрестностями тюрьмы повисла гробовая тишина.

– Напоминаю вам, святой отец о времени. Его Величество Карл Первый милостиво даровал вам и вашим чадам три дня на раздумье. Готова ли инквизиция Северной марки…

– Инквизиция Арнийского Сумеречья! – Томас Велдон перебил Огсбурга своим железным тоном, от которого у обывателей Бранда тряслись коленки.

Герцог побледнел, но его пронял не страх, а ярость. Тем не менее, совладав с собой, он продолжил:

– Готова ли инквизиция… – Албрехт старался говорить, избегая острых углов, – Готова ли инквизиция Бранда дать клятву верности Его Императорскому Величеству?

Даже я был поражен. Только что имперец предложил священнику подчиниться светской власти. Неслыханно! Церковь всегда стояла особняком от всех дрязг и войн. По меньшей мере, Матерь Церковь всегда декларировала это. В любой стране духовенство подчиняется только папе – первосвященнику в Тиме и наместнику Бога Отца и Бога Сына на Орноре. Но, видать, в империи огсбургов с недавних пор все иначе.

– Однажды я уже дал обет, – молвил отец Велдон. Он воспринял слова герцога очень спокойно. Скорей всего слышал их не в первый раз. – Я давал обет Двуединому Святому Духу и Матери Церкви. Новая клятва может быть только Дьяволу!

Отец Томас Велдон невозмутимо сложил руки на груди и спокойно посмотрел в глаза Альбрехту Огсбургу. В лицо герцога, олицетворяющее власть Его Императорского Величества, как он сам выразился, было брошено страшное оскорбление. Я покосился на троицу инквизиторов, сбившихся кучкой в дюжине шагов позади, перед цепью оцепления. Они держались, стараясь сохранить невозмутимость, но церковникам было очень не по себе.

Герцог не выдержал напора черных глаз инквизитора. Он вернулся к своей свите, метнув через плечо подофицеру, притащившему меня и Тейвила за оцепление:

– Этого тоже увести!

Кинув на меня злой, мстительный взгляд, довольный Даман засеменил за имперцами.

– Я настаиваю! – Велдон сделал несколько шагов к огсбургцам, пока его путь не преградили двое серебряных. – Он совершил тяжкий грех! Он не только сбежал из тюрьмы, но и помог проклятому избежать упокоения!

Герцог замер и спустя один удар сердца резко развернулся на каблуках. Пальцы правой руки Его Светлости тарабанили по эфесу шпаги.

– Я велел увести его, – герцог все же справился с эмоциями и заговорил ровным тоном, начав с незнакомого слова. – В каземат, где и разберемся во всем. А ваше время, святой отец, истекает завтра.

Альбрехт Огсбург, его свита и аркебузиры ушли. Мне велели идти к полевой кузне, где солдаты не спеша и без суеты, которую демонстрировали перед высоким начальством, освободили от цепей. Я все время помышлял о бегстве. Однако солнце светило ярко. Кругом полно имперцев. Я обреченно поплелся за подофицером, у которого снова появилась толстая тетрадь. За спиной на чужом наречии о чем-то спорили два конвойных рундашира.

Святой отец как будто застыл на том самом месте, где спорил с герцогом Альбрехтом. Сейчас он задумчиво провожал меня взглядом. Захотелось крикнуть, чтобы к чертям катился! В милость инквизиторов я не верил. Он не мог знать навярняка, что тот молоденький церковник был убит. Да только людям в рясах с красным крестом над сердцем никогда не требовалось доказывать что-то, когда они уже решили, как было на самом деле. Пытка – царица доказательств! Что у инквизиторов, что у любых других дознавателей.

Мы зашли в тюрьму. Просторное квадратное помещение с лестницами вниз и вверх и решетчатыми дверьми теперь не выглядело пустым. У стен появились заваленные бумагами столы. С писарями, глухими ко всему, что вне их бесконечных чернильных строк. Никто даже не поднял головы, чтобы поглазеть на вошедших через дверные створки. Проклятый пепел! Я не стоил иллюзий. Мне грозят не удушающие бюрократические объятья, а старый добрый допрос с пристрастием. Как же так угораздило!

К моему удивлению офицер отпустил рундаширов. Я стоял посреди квадратной комнаты со свободными руками. Под скрип гусиных перьев и чье-то покашливание полезли шальные мысли. Однако додумать до какого-нибудь отчаянного решения я не успел. С лестницы, ведшей вниз, послышались грубые голоса. Когда показались головы стражников, я изумился гораздо сильней, чем несколько мгновений назад. Те же самые надзиратели, что и при арнийской власти. Вроде даже те, на кого напоролись, когда бежали из заточения вместе со Шрамом и Роем.

Подофицер кивнул четверке стражников. Двое из них опять заломали руки и повели вниз вслед за огбургцем. Тюремщики… Таким все равно, кому служить.

В подземелье опустились на три лестничных пролета, каждый из которых означал новый уровень. Лестница спускалась дальше, а меня гнали по полутемному коридору третьего подземного этажа, освещенного редкими факелами. По обеим сторонам имелись почерневшие от времени промасленные двери. До слуха доносился приглушенный вопль. Кровь и песок! За одной из дверей кого-то пытали. Скоро эта участь ждет и меня.

Героя строить не стану. Сделаю все, чтобы избежать пытки! Нужен всего лишь шанс, один маленький шанс, и я навсегда исчезну из Бранда!

Коридор расширился, перейдя в полукруглую площадку с каморками без дверей. Там стояли кушетки и столы, за которыми дрыхли и играли в кости тюремщики. С десяток, наверно, и тоже из прежних. Один из них едва не подпрыгнул, увидев меня. Торопливо нацепив пояс с кинжалами, он увязался следом. Проклятье! Этот узнал!

Подземный проход снова сузился. Мы шли, пока голоса отдыхающих надсмотрщиков не затихли. Лязгнул замок, открыв очередную дверь. Небольшая камера была освещена подвешенным к низкому потолку фонарем. У стены был распят голый человек. Тейвила приковали к грубой кладке, широко раскинув руки, что удерживались на стене широкими кольцами, наподобие кандалов, прикрученных к камню. Ноги, наоборот, были сведены вместе и удерживались железной петлей над лодыжками. Вокруг шеи также было полукольцо. Он мог кое-как шевельнуться, но не присесть, ни иным способом сменить позу. Ричард был полностью беззащитен, его тело словно раскрыто для внешнего воздействия. Слева от него блестели пустые цепи. Не трудно догадаться, кому они предназначались.