Мы – кровь и буря - Кесия Люпо

– Хаос заметил в тебе нечто особенное, Лина. Как и все мы. Другого объяснения здесь нет. Хаос хитер. Обрати внимание, как быстро он оставил короля, когда его внимание привлекло что-то другое. Он не рациональный и даже не особо умный. Но зато невероятно мощный.

«Особенное. Не другое, а именно особенное».

Лина почувствовала гордость.

– Тот шар… – начала она, не зная, как закончить.

– Это физическое проявление Хаоса – чистая, неуправляемая магия. Как паразит, он незаметно растет внутри хозяина, пока полностью его не уничтожит. От самого лорда Астера уже ничего не осталось – он был лишь проводником, не более.

– И как долго он рос внутри? Он знал, что заражен?

Эмрис повернул лошадь к широкой улице с храмами. Лина почувствовала плечами движение его рук.

– Кто знает. Но он оставался независимым магом более пятнадцати лет. Все ему твердили, что он в безопасности. – Эмрис покачал головой. – Сегодня погибли два человека, чтобы доказать их неправоту. Слава Фолу, все обошлось без больших жертв.

Лину охватил холод. Виго всегда говорил, что магия – это злая непредсказуемая сила, и в некотором смысле оказался прав. Лина старалась не думать о том, что Хаос может настолько незаметно овладеть и ею.

– Возможно, закон теперь изменится, – предположила Лина.

– Может, и так. Но почему-то я сомневаюсь. Слишком много заинтересованных в этой системе.

– Но если король…

– Король тоже заинтересован. Он ведь лично покупает магические устройства у своих волшебников, как у торговцев.

Они быстро приближались к мощеной дороге, залитой серебряным лунным светом, и вскоре копыта коснулись земли. Спустя несколько секунд Охотники остановились у входа в храм и слезли с лошадей.

– Я должен доложить Первому Охотнику, а тебе нужно к целителю. Дежурный доктор находится в комнате рядом с тренировочными залами. Встретимся в кабинете картографии чуть позже? Я бы не отказался сейчас от ночного колпака. – Эмрис улыбнулся, и Лине снова стало тепло.

В кабинете картографии, как обычно, никого не оказалось. Лина погрузилась в любимое кресло перед камином, потягивая из кубка вино. Целитель в синих одеждах заклеил небольшую рану на голове и прописал дозу восстановительных лекарств в вино и хороший ночной сон.

Здесь, в покое и тепле, Лина чувствовала себя в безопасности. Но все же… она вспоминала слова Астера. Судя по его фразе, Лина не была Радикалом, впрочем, как и волшебницей. И несмотря на убеждения Эмриса, она все равно думала о том, что хотел рассказать ей мужчина, прежде чем замолчать навечно.

Лина вспомнила о лорде Чатхаме и его обещании дать ей ответы о бабочке. Сможет ли он понять, что собирался сказать Радикал? Возможно, в ней пряталось нечто, что храмы никогда не смогут понять до конца. Хаос? Несмотря на то, что она уже начала привыкать к этому месту, несмотря на дружбу с Эмрисом, она до сих пор чувствовала себя неловко, когда заходила в храм Фола – как будто бог наблюдал за ней с подозрением, а не так, как должен.

«Да и кто такие боги? Почему они отличаются от Хаоса? Они тоже являются волшебными существами?»

А Предки так и ждали ее в ночных кошмарах. Сердитые. Жаждущие отомстить за предательство.

При этой мысли она поставила кубок и вылила в вино маленький флакон лекарств. Вино стало кислым, поэтому она откинула голову назад и выпила его за два больших глотка. Откинувшись в кресле, Лина закрыла глаза. В следующее мгновение она поняла, что ее тихонько будит Эмрис.

– Пойдем, я отведу тебя спать, – тихо сказал он.

– О… Я не поняла… – Лина встала, чувствуя неловкость и сильную усталость, пока Охотник вел ее к двери гостевой комнаты.

Шея болела от неудобной позы.

– У меня для тебя есть новости, Лина, – начал Эмрис, остановившись на пороге. – Священный Совет принял решение о твоем испытании. Оно состоится послезавтра.

– Послезавтра? – Лина внезапно проснулась. – Но… это так скоро. Я тренировалась всего несколько дней!

– Не переживай. Ты добилась хороших результатов в простых демонстрациях сил и боях. Завтра мы поработаем над заклинаниями. Я все утро буду свободен. А днем ты сможешь потренироваться сама. – Протянув руку, он сжал ее плечо. – Вроде как я должен на тебя сердиться. Тебе не следовало забираться на тот подоконник, а тем более прислоняться к стеклу! – Эмрис тепло улыбнулся. – Но по какой-то причине я хочу помочь тебе. Я не могу этому сопротивляться.

– Спасибо, – поблагодарила Лина.

От такой близости и тяжести руки на плече ей стало неудобно… но приятно. Лина почувствовала укол вины при мыслях о лорде Чатхаме, Хаосе, бабочке и обо всем том, что Эмрис просил делать, говоря, что это правильно.

– Ты много для меня сделал, – добавила она. – Я благодарна тебе. Я по-настоящему благодарна. Я бы потерялась здесь без тебя.

Эмрис улыбнулся, и Лина почувствовала желание прикоснуться к его шрамам.

– Увидимся утром, Лина. Отдыхай, – осипшим голосом попрощался Охотник.

Но даже лежа в постели, Лина не могла уснуть. Ее чувства и мысли кружили в голове, как Ловец когда-то гонялся за мышами. И тогда, совершенно внезапно, она поняла, что должна делать.

Констанция следовала за капитаном Труданом по скользким неровным ступеням в тюрьму, где был заперт лекарь. Он сидел в одной из камер, предназначенных для самых подлых преступников – предателей. За исключением нескольких камер, где жили Хранители и гробовщики, в темницах было холодно, темно и сыро. Потолок был высоким, а окна располагались на уровне земли, пропуская вниз лишь призрачный свет. Солома не менялась в течение нескольких лет, и крысы свободно бегали среди старых тряпок и прочего мусора. Констанция прижала к носу душистый носовой платок.

– Мы поставили трех стражников, – доложил капитан Трудан, предложив руку, чтобы помочь спуститься по двум последним крутым ступеням, – но я не знаю, на что он способен. Большую часть времени он находится под препаратами, как вы и велели. Но если мы продолжим, его жизнь…

– Я поняла, – отрезала Констанция.

Его жизни угрожает опасность. Если он умрет, он никогда не предстанет перед судом за содеянные преступления. На самом деле ей было все равно: этот мужчина убил ее отца, поэтому Торн уже приговорен. Но несмотря ни на что, Констанции приходилось демонстрировать обеспокоенность.

Капитан зажег еще одну лампу, повесив свой фонарь на крючок возле лестницы. Констанция тем временем, не зажигая трость, взяла ее под мышку.

– Если бы у меня была возможность попросить кого-то другого, я бы обязательно попросил, миледи.

Его широкое лицо со щетиной казалось обеспокоенным в свете мерцающей лампы.