Шерлок Холмс в Тибете - Джамьянг Норбу

– Сюда, Хари, – шепнул Холмс, отворяя засов. Я вздохнул с облегчением.

Дальше все шло гладко. Выбравшись наружу, мы побежали вверх по улочке к входу в трактир, где нас поджидал Кинтуп, держа под уздцы наших пони. Мы живо поскакали прочь от этого ужасного места, пока наконец стук копыт не заглушил затихающие крики и протесты толпы.

Когда мы вернулись в Парк сокровищ, нас уже ожидал горячий и сытный ужин: суп из ячьих хвостов и момо. Я с благодарностью принялся за еду. Пища всегда была для меня великим утешением, особенно в трудные минуты, когда нервы мои были напряжены до предела. Шерлок Холмс, напротив, отклонял дымящиеся блюда одно за другим. Этот удивительный человек в минуты душевного напряжения и думать не мог о еде и иногда в ходе расследования сутками морил себя голодом[88].

– К чему тратить энергию на пищеварение? – сказал он ламе Йонтену, который, судя по всему, понял и одобрил воздержание мистера Холмса, поскольку тут же приказал слугам больше его не беспокоить. В буддизме и индуизме есть учения, в которых считается, что пост обостряет умственные способности. Однако до встречи с мистером Холмсом я не видывал ни одного европейца с подобными привычками.

Вместо еды он вытащил из портсигара сигарету, зажег ее и принялся рассказывать полному тревоги ламе о наших вечерних приключениях. Конечно же, лама Йонтен пришел в ужас оттого, что у нас все пошло наперекосяк и что нам еле-еле удалось вырваться из рук Нечистого.

– Тара Милосердная![89]Это ужасно. Я совершил непростительную ошибку, позволив вам подвергнуться такой опасности.

– Не беспокойтесь, ваше преподобие, – попытался подбодрить его Холмс. – В конце концов, можно сказать, что все обошлось.

– Не вполне, мистер Холмс. Только что Церинг доложил мне, что в результате стрельбы из китайского посольства несколько человек были ранены, хотя и не насмерть – возблагодарим же Будду. Куда более неприятно то, что вас видел Нечистый, или Мориарти, как вы его зовете. Амбань полон решимости предъявить регенту претензии в связи с тем, что в городе незаконно находятся чужестранцы.

– Получается, что наше locus standi[90]в стране с этой минуты под вопросом? – задумался Холмс. – Тогда мы просто обязаны действовать как можно быстрее!

– Да и регент тоже не замедлит обвинить меня в государственной измене, – скорбно произнес лама. Меланхолия его была столь заразительна, что пересилила даже невыразимую joie de vivre[91], которую я испытал, выйдя живым из ужасающей схватки с Мориарти. Кроме того, уныние ламы напомнило мне о нашей первоначальной цели и о том, что мы так ее и не достигли.

– Вот черт! – воскликнул я с отвращением к самому себе. – В этой сумятице мне даже в голову не пришло забрать с собой этот проклятый свиток, прежде чем сбежать оттуда.

– Не сердитесь на себя так, дружище, – принялся утешать меня Холмс. – Я и сам был до того взволнован, что чуть было о нем не забыл.

– Так он у вас! – обрадовался я.

Он извлек свиток из своих тяжелых одежд.

– Да. И если вернуться к предложенному Мориарти сравнению с Наполеоном, то это еще не Ватерлоо, Хари, но это уже Маренго. Начали с поражения, закончили победой.

С этими словами Шерлок Холмс сдвинул пустые блюда к краю стола, осторожно развернул на столе свиток и, вооружившись лупой, принялся его изучать.

Размер рисунка на клееном холсте составлял примерно полтора на два фута, однако благодаря богатой парчовой кайме его длина и ширина в точности соответствовали тем, что ранее назвал мистер Холмс. Изображение самой мандалы ничем не отличалось от прочих мандал тантры Калачакра, которые мне доводилось видеть раньше, однако цвета были заметно глубже – должно быть, в силу почтенного возраста изображения.

– Она явно провисела немало лет, – заметил Холмс, продолжая разглядывать мандалу в лупу.

– Если мне не изменяет память, она висела в часовне всегда, – вставил лама, – а я поступил на службу к предыдущему воплощению его святейшества мальчиком.

– Под действием времени и силы тяжести, – продолжил Холмс, – узор на парче исказился из-за постоянного натяжения вертикальных нитей. А теперь давайте-ка взглянем, что у нас на обороте.

Он осторожно перевернул рисунок, и нам открылись строки текста, написанного по-тибетски ровными печатными буквами письма учен. В них, в точности как поведал нам юный далай-лама, говорилось о том, что изображение было сделано по заказу первого далай-ламы после его встречи с «Посланником» и путешествия в Шамбалу. Текст венчали дата и печать далай-ламы. Далее следовали семнадцать строчек стихов. Первые семь содержали что-то вроде благословения, тогда как остальные десять и в самом деле представляли собой стихи, как будто описывающие разные части изображения мандалы вперемешку со странными указаниями. Текст был на редкость бессвязен и более всего походил на детскую считалку. Эти семнадцать строк были написаны рукописным шрифтом уме. Писали, судя по всему, остро заточенным бамбуковым пером, каким имели обыкновение работать тибетские каллиграфы. Как я уже отмечал, мистер Холмс еще не знал этого письма и потому обратился к ламе Йонтену с просьбой прочесть строки вслух. Лама Йонтен поправил на носу очки и, склонившись над столом, где был разложен свиток, высоким напевным голосом прочел:

Славься, о Будда Трех Времен,

Защитник страждущих существ.

О вы, все вместе

Гуру и воители Шамбалы.

Из великого состраданья покажите нам истинный путь.

Когда мы будем блуждать в Сансаре,

Наставьте нас на истинный путь.

Обратившись лицом в направленье священном,

Следуя за Колесом Дхармы,

Обогните трижды Гору Огня,

Дважды кольцо Адамантовых Стен,

Обойдите единожды Восемь Погостов

И Ограду Священного Лотоса тоже,

Замрите у Стен Небесного Града,

От Южных Врат поверните к востоку,

Войдите в Дворец Сокровенный сквозь северный вход

И победно займите Ваджры престол. ЭЭ-ТИ!

– Ну и тарабарщина! – не удержался я, когда лама дочитал.

– Нет, почему же, бабуджи? – возразил лама Йонтен. – В оккультных науках принято говорить на загадочном и символическом языке, чтобы охранить тайное знание от непосвященных.