Пирог из горького миндаля - Елена Михалкова

Людмила Кошелева не вошла, а вбежала в свою уютную маленькую квартирку, захлопнула дверь и с усилием сдвинула тяжелый засов, который обычно никогда не запирала.

Ей было страшно. Людмила налила себе водки, опрокинула рюмку, перевела дыхание.

Человек с тонким художественным вкусом, оказавшись в ее квартире, мог почувствовать слабость и даже недомогание. Всем другим цветам Людмила предпочитала голубой и розовый – в тех сладких их оттенках, которые напоминают о пастиле или младенческих распашонках. Она с юности плела макраме, и стены были украшены горшочками в искусных кашпо, соседствуя с картинами на библейские сюжеты, написанными прохиндеями, не верящими ни в Библию, ни в искусство. Потолок был выкрашен голубой краской, карнизы позолочены, пышные шторы в цветочек перехвачены алыми лентами. Словом, эта квартира представляла собой образчик законченного китча.

Людмила обвела взглядом комнату в надежде, что страх понемногу отпустит ее. Злу не было места среди ромашек на обоях, плетеных горшочков и ковров, соперничающих яркостью со шторами.

Она взяла телефон – розовый, в сердечках – и набрала знакомый номер.

– Люда?

– Ко мне приходили! – выдохнула она. – Следователь! Расспрашивал про Изольду!

– Тихо-тихо-тихо! Подожди, о чем ты говоришь?

– Следователь! – повторила Людмила, чувствуя, что ее снова охватывает отчаяние. – Они опять… как это называется… возбудили дело, да? Возбудили!

– Люда, милая моя, это невозможно.

– Я видела его собственными глазами! – всхлипнула она. – Он допрашивал меня.

– Где?

– В парке! Мне было холодно и страшно, но он меня не отпускал. Ты не представляешь, какой это злобный и жестокий человек!

В трубке забормотали утешительную ласковую чепуху. Но Люда никак не могла успокоиться.

– А вдруг они снова придут?

– Ты не станешь с ними разговаривать.

– А вдруг они узнают?

В трубке замолчали.

– Он ведь не просто так ко мне явился, – горячо зашептала Люда. – Ему кто-то рассказал о нас с тобой. Ты представляешь, что будет, если все всплывет? Что будет с тобой? А со мной?!

Она тяжело дышала и едва не плакала.

– Ничего. Не. Всплывет. – Ее собеседник словно отвешивал на весах по одному слову, и каждое тянуло не меньше чем на килограмм. – Я обо всем позабочусь. Никому больше ни о чем не говори, хорошо?

Людмила всхлипнула.

– Никому! – настойчиво повторили в трубке. – Ты обещаешь мне?

– Обещаю.

– Я приеду к тебе сегодня, – после паузы сказал ее собеседник. – Из квартиры не уходи. И больше не говори со мной об этом по телефону.

– Почему? – изумленно спросила Люда, но в трубке уже раздавались короткие гудки.

Человек, которому она жаловалась на Илюшина, бросил телефон на стол и потер лоб. Разговоры могли прослушивать. Если у нее был следователь, почти наверняка прослушивают! А они наговорили… Стоп, что именно они наговорили?

Он стал вспоминать только что состоявшийся диалог и убедился, что при желании сможет от всего отказаться. Вот Люда… Да, с Людой сложнее.

Придется что-то делать.

Первый визит к издателю закончился ничем. Бабкин проделал двести километров, чтобы выяснить, что Виктор Иванович Квадрин, глава издательства «Цикада», уехал по срочно возникшим делам.

– Мы с ним на пять часов договаривались, – мрачно сказал Бабкин секретарше.

– Вы автор? – безразлично спросила хорошенькая секретарша.

– Нет. А был бы автором, Квадрин вернулся бы? Тогда я могу быстренько что-нибудь написать.

Секретарша бросила на Бабкина осуждающий взгляд и подсунула журнал.

– Вы сначала фамилию свою разборчиво напишите.

– Зачем?

– Чтобы Виктор Иванович вам перезвонил. В самом скором времени!

– Когда?

– Через десять минут, – ответственно заявила секретарша.

Виктор Иванович не перезвонил ни через десять минут, ни через час. Плюнув на необязательного издателя, Бабкин решил пока заняться исчезнувшими драгоценностями.

– Ювелир, ювелир, – бормотал он, сидя в машине и листая материалы дела. – Где ты, голубчик?

Наконец он наткнулся на нужную фамилию.

Бабкин позвонил своему бывшему коллеге и попросил выяснить судьбу человека, который делал украшения для Изольды Дарницкой. В отличие от издателя, коллега был человеком обязательным и расторопным. Уже двадцать минут спустя Сергей вносил в дело новые сведения.

Ювелира звали Ефим Плучник, и он был два года как мертв. Обстоятельства смерти не были криминальными: Плучник тихо скончался от старости.

Сергей отыскал его сына. Бородатый, похожий на гнома немолодой мужчина в ответ на расспросы грустно покачал головой:

– У отца остались фотографии его работ, но определить, какие из них принадлежали Дарницкой, невозможно. Честно говоря, в архиве у него полный бардак.

– Ясно, – кивнул Сергей. – Извините. Спасибо за помощь.

– Да не за что…

Сергей спускался по лестнице, раздумывая, что же теперь делать, когда сверху его окликнули. Плучник-младший, перевесившись через перила, смотрел на него.

– Я тут подумал… Фотографии, которые вы ищете, могут быть у наследников. Когда Дарницкую убили, отец передавал им снимки. Или не им, или следователю… Вот не помню. Но вы попробуйте!

– Попробую, – пообещал Сергей. – Спасибо!

В материалах дела фотографий не было. Он выяснил, где живет Давид, и наугад позвонил по указанному в сетевой базе домашнему номеру.

Ответил ему басовитый женский голос. «Я Софья Аркадьевна, – твердо сказала женщина, хотя он не спрашивал, кто она, а лишь пытался узнать, можно ли поговорить с Давидом Дарницким. – А вы кто такой?»

«А я Сергей, – ответил Бабкин. – Занимаюсь расследованием смерти его матери».

«Наконец-то! Приезжайте немедленно, мы давно вас ждем!»

И Бабкин, несколько удивленный, отправился к Давиду и его жене.

Едва ему открыли дверь, стало ясно, что он заблуждается насчет Давида и его жены. Толстая усатая женщина с выпирающим животом стояла впереди, а из-за ее плеча робко выглядывал худощавый мужчина. Определенно, эту пару следовало называть «Соня и ее муж Давид».

– Вы должны были сразу прийти к нам! – безапелляционно заявила Соня. – Я знаю все! Не тратьте время на Плучника. Старый дурак вам ничего не расскажет.

– Да, вряд ли, – согласился Бабкин. – Он два года назад умер.