Единственная - Кира Касс

— Знаю, знаю. Это ужасно, да?

— Америка, ты не должна до такого опускаться. И если ты когда-нибудь испытывала к нему хоть какие-то чувства, то должна сказать ему правду. И Максону тоже.

В дверь снова постучали.

— Войдите!

На пороге появился Аспен. За спиной у него маячила поникшая Люси. Я покраснела.

— Тебе нужно одеться и собрать вещи, — сказал он.

— Что-то случилось? — внезапно разволновалась я.

— Мне известно лишь, что Максон хочет, чтобы ты немедленно вернулась во дворец.

Я вздохнула, озадаченная. У меня же был в запасе еще один день. Кенна снова обняла меня и украдкой сжала мою руку, прежде чем вернуться в гостиную. Аспен вышел, а Люси молча взяла свою униформу и отправилась переодеваться в ванную, закрыв за собой дверь.

Вновь оставшись в одиночестве, я задумалась. Кенна была права. Я отдавала себе отчет в том, какие чувства испытываю к Максону. Пора сделать то, что советовал папа, то, что нужно было делать с самого начала. Бороться.

А поскольку задача казалась слишком трудной, сначала нужно поговорить с Максоном. Когда я разберусь с ним, каков бы ни был исход, тогда я придумаю, что сказать Аспену.

Все происходило так медленно и постепенно, что я не сразу осознала, как сильно мы изменились. Но в глубине души я уже много недель это знала и по-прежнему молчала о своих чувствах. Поступала несправедливо по отношению к Аспену. Я должна сказать ему. Я должна отпустить его.

Открыв крышку чемодана, я принялась рыться в поисках свертка. Нащупав, я развернула его и вытащила оттуда склянку. Теперь, когда там лежал браслет, медяк не выглядел так одиноко, но это уже было неважно.

Я взяла склянку и поставила ее на подоконник, оставив ее там, где она должна была находиться уже давным-давно.

Большую часть полета я проговаривала про себя то, что собиралась сказать Максону. Предстоящий разговор страшил меня, но мы не сможем двигаться вперед, пока он не узнает правду.

Я подняла голову. Аспен с Люси, поглощенные разговором, сидели впереди по другую сторону прохода. Вид у Люси был по-прежнему расстроенный. Судя по всему, она давала Аспену какие-то указания. Он молча слушал и кивал. Потом она вернулась на свое место, и Аспен поднялся. Я поспешно втянула голову в плечи, надеясь, что он не заметил, как я подглядывала за ними.

Я сделала вид, будто увлеченно читаю книгу, и подняла на него глаза, лишь когда он приблизился.

— Пилот говорит, до Анджелеса еще примерно полчаса лету, — сообщил он.

— Ясно. Хорошо.

Аспен заколебался:

— Прости, что так вышло с Котой.

— Тебе не за что извиняться. Он просто подлец.

— Нет, есть за что. Пару лет назад он дразнил меня, говорил, что я запал на тебя, а я все отрицал, но это, похоже, его не провело. Судя по всему, он пристально за нами следил. Я должен был быть осторожнее. Я должен был…

— Аспен.

— Что?

— Все будет хорошо. Я расскажу Максону правду и возьму всю ответственность на себя. У тебя дома куча ртов, которые нужно кормить. Если с тобой что-то случится…

— Мер, ты пыталась удержать меня, а я был слишком упрям и не послушал тебя. Это моя вина.

— Не твоя.

Он сделал глубокий вдох:

— Послушай… Я должен сказать тебе одну вещь. Знаю, это трудно, но ты должна знать. Когда я говорил тебе, что всегда буду тебя любить, я не врал. И я…

— Хватит, — взмолилась я. Я понимала, что рано или поздно должна буду сказать ему правду, но мужества на два признания сразу у меня не было. — Я не могу сейчас разбираться еще и с тобой. Мой мир только что перевернулся с ног на голову, и мне предстоит сделать то, при мысли о чем сердце у меня замирает от ужаса. Прошу тебя, оставь меня сейчас в покое.

Мои слова не обрадовали Аспена, но спорить он не стал:

— Как скажете, миледи. — С этими словами он ушел прочь, и на душе у меня стало еще тяжелее, чем прежде.

Переступив порог дворца, я вдруг ощутила, что нахожусь именно там, где должна находиться. Служанка, которой я никогда прежде не видела, взяла у меня пальто, а Аспен подошел к одному из гвардейцев, стоявших на карауле, и негромко объяснил, что полный отчет о поездке он даст наутро. Я поднималась по лестнице на второй этаж, когда меня перехватила другая служанка:

— А на прием вы разве не пойдете, мисс?

— Прошу прощения?

Мне что, устроили торжественную встречу или что-то в этом роде?

— В Женском зале, мисс. Уверена, вас там ждут.

Это объяснение не слишком прояснило ситуацию, но я продолжила подниматься и, свернув за угол, направилась в Женский зал. Оказаться в привычных стенах было неожиданно отрадно. Разумеется, я все еще тосковала по папе, но не видеть на каждом шагу вещи, которые напоминали о нем, было облегчением. Вот если бы меня еще встречал Максон!

Я раздумывала, не послать ли за ним, когда из-за дверей Женского зала донесся дикий шум. Судя по громкости, там собралась половина Иллеа.

Я нерешительно приоткрыла дверь. Едва Тайни — стоп, а она-то что здесь делает? — заметила мои рыжие волосы, как немедленно закричала на весь зал:

— Она здесь! Америка вернулась!

Зал огласился приветственными криками, и я в изумлении застыла на пороге. Эммика, Эшли, Бариель… Здесь были все. Я оглядела зал, хотя и понимала всю тщетность. Рассчитывать увидеть здесь Марли не стоило.

Ко мне бросилась Селеста и едва не задушила в объятиях:

— Ах ты, паршивка, я так и знала, что ты своего добьешься!

— Ты о чем? — опешила я.

Не успела Селеста ничего пояснить, как ко мне подскочила Крисс и, крепко обняв, едва не оглушила своим визгом. Судя по исходившему от нее запаху спиртного, она успела уже изрядно приложиться к бокалу, который держала в руках, и, похоже, останавливаться не собиралась.

— Остались только мы с тобой! — завопила она. — Завтра Максон объявит о помолвке! С одной из нас!

— Ты уверена?

— Вчера мы с Элизой, — встряла Селеста, — получили под зад коленом, но он послал за всеми остальными девушками, так что мы никуда не уехали. Элиза тяжело это переживает, ты же знаешь, какая у нее семья. Она считает, что не оправдала их надежд.

— А ты? — обеспокоенно спросила я.

Селеста с философским выражением пожала плечами и улыбнулась.

Я засмеялась, и в следующий миг кто-то сунул мне в руку бокал.

— За Крисс с Америкой, последних, кто не сошел с дистанции! — провозгласил чей-то голос.

От таких новостей голова шла кругом. Значит, Максон решил положить Отбору конец и отправить всех по домам. И сделал это в мое отсутствие. Значит ли это, что он скучал по мне? Или понял, что вполне в состоянии прожить и без меня?