Единственная - Кира Касс

Я то и дело останавливалась, чтобы обняться с очередным незнакомцем, и пыталась свыкнуться с мыслью, что никогда больше не смогу поговорить с папой о том, как все запуталось.

После похорон постарались не впадать в уныние. Мы открыли забытые рождественские подарки, которые так и остались нераспакованными, потому что праздничного настроения не было ни у кого. Джерад получил специальное разрешение играть в футбол прямо в доме, а мама почти весь остаток дня провела в обществе Кенны, нянчась с Астрой. Кота, по обыкновению, был всем недоволен, и мы не стали удерживать его, когда он изъявил желание отправиться в студию. Но больше всего меня тревожила Мэй. Она постоянно твердила, что у нее чешутся руки взяться за работу, но идти в студию, в которой нет больше папы, она не может.

Решив, что необходимо чем-то отвлечь ее, я повела их с Люси к себе в комнату. Люси с готовностью отдалась в руки Мэй, предоставив той расчесывать ее и красить, и лишь время от времени хихикала, когда кисточки для макияжа щекотали ей щеки.

— А как проделывать то же самое каждый день со мной, так все готовы! — возмутилась я шутливым тоном.

У Мэй был настоящий талант по части причесок. Наметанный взгляд художницы позволял ей с легкостью работать с любым материалом. Мэй переоделась в форму горничной, хотя та была ей велика, а потом мы принялись примерять на Люси одно платье за другим. Перебрав все, остановились на голубом, длинном и изящном, заколов его булавками на спине, чтобы лучше сидело.

— Туфли! — воскликнула Мэй и бросилась подыскивать подходящую пару.

— У меня слишком широкие ноги, — пожаловалась Люси.

— Ничего подобного, — отмахнулась Мэй, и Люси послушно уселась, позволив Мэй проявлять недюжинные чудеса изобретательности по части втискивания ее ног в туфли.

Ступни у Люси и в самом деле оказались слишком большими, но каждая уморительная попытка Мэй обуть ее вызывала у Люси новый взрыв смеха, а я, глядя на все это, хохотала до колик. Мы так расшумелись, что я ничуть не удивилась, когда послышался отрывистый стук в дверь. Кто-то пришел посмотреть, что происходит.

Из-за двери донесся голос Аспена:

— У вас там все в порядке, мисс?

Я подбежала к двери и распахнула ее настежь:

— Офицер Леджер, полюбуйтесь на наш шедевр.

Я махнула рукой в сторону Люси, и Мэй заставила ее подняться. Злополучных босых ног не было видно из-под юбок.

При виде Мэй в мешковатой униформе Аспен рассмеялся и перевел взгляд на Люси, которая стала выглядеть как принцесса.

— Поразительное преображение, — сказал он, улыбаясь от уха до уха.

— Так, думаю, теперь нужно сделать тебе высокую прическу, — решительным тоном заявила Мэй.

Люси шутливо закатила глаза, но все же безропотно позволила Мэй вновь усадить себя перед зеркалом.

— Это твоя идея? — негромко спросил Аспен.

— Моя. У Мэй был такой потерянный вид. Я подумала, надо чем-то отвлечь ее.

— Она выглядит лучше. И Люси тоже немного оживилась.

— Мне это сейчас нужно ничуть не меньше, чем им. Кажется, что, если мы найдем в себе силы заниматься глупостями или хотя бы обычными вещами, я смогу жить дальше.

— Сможешь. На это понадобится время, но ты справишься.

Я кивнула. И немедленно вспомнила о папе, а мне сейчас не хотелось плакать. Я сделала глубокий вдох и продолжила:

— Мне кажется несправедливым, что я — представительница самой низшей касты, оставшаяся в Отборе, — прошептала я ему в ответ. — Взгляни только на Люси. Она ничуть не хуже и не глупее доброй половины девушек, попавших в число тридцати пяти претенденток, но это самое большее, на что она может надеяться. Несколько часов в чужом платье. Это неправильно.

Аспен покачал головой:

— За последние несколько месяцев я успел хорошо изучить твоих служанок и должен сказать, что она редкостная девушка.

Мне вдруг вспомнилось обещание, которое я дала Энн.

— Кстати, о служанках, мне нужно кое о чем с тобой поговорить, — произнесла я, понизив голос.

— И о чем же? — напрягся Аспен.

— Я понимаю, что прозвучит глупо, но все равно должна это сказать.

— Ладно. — Он сглотнул.

Я робко взглянула ему в глаза:

— Ты не хочешь повнимательнее присмотреться к Энн?

На лице Аспена промелькнуло странное выражение, будто он испытал облегчение, но при этом не принял мои слова всерьез.

— Энн? — прошептал он изумленно. — С чего вдруг?

— Мне кажется, ты ей нравишься. И она очень милая девушка, — ответила я, пытаясь не выдать глубины ее чувств и в то же время представить Энн в выгодном свете.

— Я знаю, — покачал головой Аспен, — ты хочешь, чтобы я присмотрелся к другим девушкам, но Энн совершенно не в моем вкусе. Она такая… деревяшка.

Я пожала плечами:

— Я тоже считала Максона деревяшкой, пока не узнала получше. И потом, думаю, ей в жизни пришлось очень несладко.

— И что? Люси тоже пришлось несладко, а посмотри на нее. — Аспен кивнул на отражение ее смеющегося личика в зеркале.

— Она рассказала тебе, как попала во дворец? — спросила я.

Он кивнул:

— Я всегда ненавидел касты, Мер, ты же знаешь. Но никогда не слышал, чтобы с ними так мухлевали, чтобы превращать людей в рабов.

Я вздохнула, глядя, как Мэй с Люси веселятся, на миг забыв о горе.

— Приготовься услышать слова, которые, думаю, никогда еще не слышала, — произнес Аспен, и я уставилась на него, ожидая продолжения. — Я очень рад, что Максон познакомился с тобой. — (Я чуть не подавилась.) — Знаю, знаю. — Он закатил глаза, но улыбнулся. — Но он вряд ли задумался бы об участи низших каст, если бы не ты. Думаю, это твое появление во дворце стало толчком к изменениям.

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Я вспомнила наш разговор в домике на дереве, когда он уговорил меня подать заявку на участие в Отборе, надеясь, что я получу шанс на лучшую жизнь. Не уверена, что меня саму ждет лучшая жизнь, — пока что судить об этом было трудно, — но мысль о том, что я, возможно, дала надежду на лучшее всем людям Иллеа… такая возможность очень много для меня значила.

— Я горжусь тобой, Америка, — сказал Аспен, глядя на двух девушек перед зеркалом. — Я действительно тобой горжусь. — Он двинулся к выходу, чтобы вернуться к своим обязанностям. — И твой отец гордился бы тобой тоже.

Следующий день нам тоже предстояло провести под домашним арестом. Время от времени я слышала скрип двери и вскидывала голову, ожидая увидеть папу, выходящего из гаража с, как всегда, перемазанными краской волосами. Но отчаяние при мысли о том, что этому никогда больше не бывать, отступало, когда я слышала голос Мэй или чувствовала запах присыпки Астры. В доме было людно, и сейчас это было хоть каким-то утешением.