Строптивая жена - Карен Рэнни

— Если ты блудница, тогда я… — Он заколебался. — Каков мужской вариант распутства?

— Пан? — предложила Сара.

Дуглас не знал, кто такой Пан, и отметил про себя, что потом нужно записать это слово и выяснить его значение. А пока он сосредоточился на шнуровке корсета.

— Почему женщины носят эти ужасные вещи? — спросил он, возясь с длинными шнурками.

— Чтобы сформировать правильные изгибы фигуры, — ответила она.

— Ты, должно быть, шутишь, — взглянул на нее Дуглас. — У тебя совершенные формы.

Сара покраснела еще гуще. Наклонившись, она спустила один рукав, потом другой, сняла лиф платья и вместе с корсетом бросила на скамью у кровати. На ней осталась сорочка и круглая юбка с какими-то хитроумными приспособлениями.

— Это обручи, — пояснила она, отталкивая его нетерпеливые руки, чтобы самой развязать ленты.

— Я совершенно не разбираюсь в моде, — сказал Дуглас.

— Они должны скрыть женскую фигуру.

— Ту самую, что пытается сформировать корсет?

Она рассмеялась, и он впервые услышал ее беззаботный смех. Он замер, положив руки на бедра, чувствуя, что у него сердце в груди переворачивается.

— Я достаточно хорошо знаю твое тело, — мягко сказал он. — Неужели ты не понимаешь, что я все время думаю о тебе, Сара? Что мои руки чувствуют твои формы, даже когда тебя нет рядом?

Она молчала, занявшись завязками. Но ее лицо пылало, пальцы дрожали. Наконец узел поддался, кринолин упал на пол, и Сара осталась в сорочке и в самых очаровательных панталонах, какие он только видел.

Дуглас сообразил, что не видел ее раздетой. Она всегда раздевалась за ширмой и оставалась в ночной рубашке до пят.

— Еще надо потрудиться, чтобы ты осталась нагой, — улыбнулся он.

Судя по виду, она хотела укорить его, но вместо этого улыбнулась, медленно спустив кружевные панталоны.

— Можно погасить лампу? — спросила она мягко. Она все еще оставалась в сорочке, но ткань была такая тонкая, что он видел соблазнительные изгибы ее тела и пышную грудь.

Темнота успокоит Сару, хотя лишит его удовольствия видеть ее. Он подошел к ночному столику, погасил лампу, потом вернулся к Саре.

Шелест ткани известил его, что она теперь нагая.

Он прижал ее к себе и держал, пока она не взялась за его плечи. Тогда он без усилий поднял ее, положил на кровать и лег рядом.

Его пальцы прошлись по выпуклости ее груди, спустились к талии и животу. Потом он обеими ладонями обнял ее грудь, чуть сжимая, и целовал оба холмика одновременно.

— У тебя красивая грудь, Сара, — сказал он. — Не только прекрасной формы, но еще и очень чувствительная. — Он провел языком по соску.

— Дуглас, — прошептала она.

— Моя милая Сара. Моя прекрасная Сара.

«Моя возлюбленная».

Баюкая ее, он нежно нашептывал ей на ухо. Она повернулась, положив голову ему на плечо, ее дыхание было жарким, сердце зачастило.

— О, Дуглас.

Его пальцы гладили ее, исследовали, находили места, от прикосновения к которым она задыхалась и цеплялась за него. Срывавшимся голосом она повторяла его имя. Его губы следовали за его руками, и когда он поцеловал ее, его ум успокоился и обрел мир.

Его губы коснулись ее губ, и в этом поцелуе была вся его сдержанность, вся нежность и только намек на бушующую в нем страсть.

Его тело было продолжением его ума, фитилем, воспламенявшим душу. Медленно и осторожно, чтобы не причинить Саре ни малейшего дискомфорта, он вошел в нее и в этот миг почувствовал, что в ее жаре, влаге, в ее тайне он наконец дома.

— Сара, — шептал он, почти достигнув кульминации от наслаждения, растекавшегося по телу, от удивительной радости, охватившей душу. — Сара, — произнес Дуглас, и ее имя стало благословением и способом выразить невыразимое.

Покинуть Килмарин оказалось труднее, чем Сара ожидала.

Она обняла деда, он перенес это молча, но когда она отстранилась, он коснулся ее щеки, и Сара с удивлением почувствовала, что его рука дрожит.

— Я не увижу тебя больше, детка, — сказал он. — Но я скажу твоей матери, что у тебя все хорошо.

Не дав ей времени ответить, он повернулся к Дугласу.

— Вы должны вернуться домой в Шотландию, — сказал он. — Верните мою внучку в ее дом.

Они переглянулись, и Доналд наконец кивнул, словно удовлетворенный тем, что увидел. Он повернулся и без слов ушел в дом, оставив Сару и Дугласа у кареты.

Дуглас улыбнулся, помог Саре подняться в карету, и она села рядом с Флори. Горничная деликатно зевнула, прикрыв рот рукой в перчатке, потом приветственно улыбнулась.

Не успели они отъехать, как дверца кареты снова открылась, и внутрь заглянула Линда. Ее лицо сияло, девушка из хорошенькой превратилась в красавицу. С полными слез глазами она протянула руку Саре.

— Не знаю, как вы сделали это, кузина, но спасибо. Спасибо!

— Что я сделала? — смутилась Сара.

— Дедушка сказал, что я могу выйти за Брендана, и это после многих месяцев, когда он отказывал. Многих месяцев! — Ее дрожащая улыбка была радостной. — Спасибо вам!

Сара сжала ее руку, жалея, что не могла познакомиться с кузиной раньше.

— Будьте счастливы, — сказала она, зная, что они, вероятно, больше никогда не увидятся.

Линда удивила ее снова, вручив шкатулку, которую Сара нашла в комнате матери.

— Дедушка хотел, чтобы зеркало вашей матери осталось у вас на память о визите в Килмарин.

Улыбнувшись, она захлопнула дверцу кареты и отошла. Когда Дуглас открыл шкатулку, Сара отвела взгляд.

— Оно старое и некрасивое, — сказала она, стараясь не смотреть в зеркало. Она толком не поняла, что тогда увидела, но не хотела видеть это снова.

— Но ты все равно будешь его беречь, — сказал Дуглас, возвращая зеркало в шкатулку, — потому что оно принадлежало твоей матери.

Дуглас убрал шкатулку в углубление на обшивке кареты, предназначенное для мелких вещей, и Сара благодарно улыбнулась.

Когда они отъезжали, она оглянулась на Килмарин лишь однажды и сосредоточенно смотрела на свои сжатые руки.

Дуглас вручил ей носовой платок.

Она посмотрела на него и улыбнулась, хотя по щекам текли слезы. Взгляд Дугласа был сочувственный и слишком интимный для присутствия Флори. Но Флори оказалась столь же тактичной, сколь и умелой: она безотрывно смотрела в окно, словно очарованная пейзажем.

В этой ситуации для Дугласа было совершенно естественно податься вперед и поцеловать Сару в лоб. Она отстранилась, вытерла лицо его носовым платком и весь день цеплялась за платок как за талисман.