Строптивая жена - Карен Рэнни

О, он был великолепен. Его тело было теплым и живым и загорелым в местах, которые не должны загорать.

— Дуглас, тебе действительно надо чаще носить одежду.

— В самом деле?

Он позволил ей несколько минут смотреть, его ответом была расцветающая улыбка.

— Иди сюда, Сара, — сказал он мягко.

Она покачала головой. Будет лучше, если она останется в другой части комнаты.

Дуглас шагнул к ней, и будь она мудрее, она отступила бы на террасу и закрыла бы между ними дверь. Но он был так красив!

— Как ты могла подумать, что я хочу расторгнуть наш брак?

Она подняла глаза.

— Я думала, что ты больше не хочешь меня. И то, что случилось в Шотландии, не повторится в Чейвенсуорте.

— С чего ты это взяла? Я хочу тебя каждый час каждого дня, Сара.

Ее глаза расширились.

— Показать тебе, чему я научился в своих приключениях?

— От всех твоих женщин? — нахмурилась она.

— Во дворцах наслаждений, — сказал он. — Из книг и рисунков.

Более мудрая женщина подняла бы руку, чтобы остановить его, или просто вышла бы из комнаты. Но более мудрая женщина должна быть слепой, чтобы не быть очарованной видом Дугласа. Нагой Дуглас с отвердевшим, налившимся копьем был неотразим.

Сара снова отвернулась, заставив себя глубоко дышать.

Он встал рядом, так близко, что она чувствовала его копье у своих ягодиц. Обняв ее за талию, Дуглас прижал ее к себе, будто хотел пронзить.

Наклонившись, он прошептал ей на ухо:

— Мой рот может доставить неописуемый восторг, леди Сара.

Она вздрогнула.

— Показать?

— Ты уже это делал.

— Я не имею в виду твою прелестную грудь. — Он поглаживал подушечкой большого пальца сосок, едва прикрытый тонкой тканью ночной рубашки.

— Дуглас.

— Все хорошо, Сара. Страсть не запрещается.

Сара вздохнула. Даже при запрете она бы не смогла устоять. Быть рядом с ним — это настоящее волшебство. Ее сотрясала внутренняя дрожь.

Повернувшись, она потянула его голову вниз для поцелуя.

Когда Сара отстранилась, она едва переводила дух и с восторгом заметила, что и Дуглас тяжело дышит. Она пошла к кровати, бросив халат на пол. Никогда у нее не было свободы ходить нагой, как у него. Никогда не было уверенности или храбрости. Сегодня ночью, в золотистом свете лампы, заливавшем комнату, ей просто необходимо быть храброй.

Она двумя руками схватила ночную рубашку и потянула через голову.

Дуглас молчал, его взгляд бродил по ее телу. Она расправила плечи, положила руки на бедра, потом без единого слова забралась в кровать.

Он тут же оказался рядом.

Она засмеялась, возбуждение кипело в ее крови.

Они обнимались, сбивая простыни, охваченные жаром и лишившиеся рассудка. Повороты, скользящие по коже ладони, гладившие плечи, локти, ягодицы, колени. Ее ногти мягко прошлись по его спине, и он ответил, изогнувшись над ней.

Его кожа была горячей, и Сара согревалась, открывая свое тело воздуху, когда ее захлестывал жар. Она поднялась на колени, откинула назад волосы и налетела на него, как охваченная желанием сирена, щипала его грудь, мускулистые руки, слышала его смех и знала, что это похвала ее смелости.

Она была без ума от него.

Она села на него верхом и обеими руками взяла его копье. Ей нравилось ощущать его, бархатистое, твердое, горячее. Ее пальцы прошлись по его длине, зарылись в завитки волос у основания, взвесили тугой мешочек внизу.

Даже когда Дуглас поднялся, даже когда он издал низкий гортанный стон, Сара не позволила ему войти. Вместо этого она уперлась руками в матрас и выгнулась назад, подставляя себя прохладному воздуху, рукам Дугласа, его жаркому взгляду. Он касался ее всюду, его ловкие пальцы скользили по ее шее, кружили вокруг сосков, играли набухшими влажными складками лона, вызывая восторг.

Она снова потянулась к Дугласу, нуждаясь в контакте с его мужским естеством, притягивающим ее руки как магнит. Головка в конце этого волшебного инструмента увлажнилась, и когда зачарованная Сара кружила по ней чуткими пальцами, Дуглас издал низкий стон. Снова поднявшись, он предложил ей себя. Языческая жертва, и она приняла ее с ликованием. Он принадлежит ей.

Он не оставит ее, не сможет. Она потеряла мать и, возможно, свою индивидуальность. Его она не потеряет.

Внезапно Сара оказалась на спине, Дуглас коленом раздвигал ее бедра. Она развела ноги, приглашая, и он улыбнулся ей, свет лампы придавал ему вид разбойника, шотландского захватчика.

Она положила одну руку на его щеку, другую — на затылок и потянула к себе для поцелуя. Она желала его.

Ее пальцы дрожали, у нее перехватило дыхание, сердце гулко колотилось. Она схватила его за плечи и, вместо того чтобы вести себя сдержанно, потянула к себе.

— Дуглас, — прошептала она голосом слишком требовательным, слишком резким.

Он вошел в нее, думая о том, что чувствует и как двигается. Сара держала его за бедра, направляя ритм движений, решительный и мощный. Дуглас высвободил ее руки и держал их в своей ладони, чтобы слиться целиком.

С ее губ срывались какие-то звуки, но ее это не волновало.

Он входил в нее и отступал, увеличивая темп. Она обхватила ногами его икры и содрогнулась всем телом, когда волна наслаждения сокрушила ее. Какой-то миг, а может, вечность спустя она увидела, как запрокинулась его голова, напряглись мышцы на шее, опустились веки. Его лицо, это прекрасное лицо напряглось, застыло, потом смягчилось от удовольствия.

Как она жила без страсти? Как она жила без него?

Дождь шел всю ночь, стучал по дубовым листьям, журчал в водосточных трубах Чейвенсуорта. Несколько раз за ночь Сара просыпалась от его шума и прижималась к Дугласу. Не раз она чувствовала его руку на своем бедре, как будто он требовал ее даже во сне. Проснувшись в последний раз, она увидела, что уже утро и Дуглас ушел.

Она вызвала Флори, достала платье, которое хотела надеть, и начала расчесывать спутанные волосы. Одевание заняло меньше времени, чем обычно, поскольку Сара решительно отказалась смотреться в зеркало. Она не хотела видеть покрасневшие глаза, темные круги под ними, от чего лицо кажется намного бледнее обычного.

Она, вероятно, выглядела как чересчур напудренный вампир. Так выразилась в ее первый светский сезон одна бесцеремонная юная особа. Разумеется, девушка говорила тогда не о ней, а об известной вдове, которая, обнаружив, что траур подчеркивает ее красоту, с ног до головы рядилась в черное, хотя подкрашивала губы и щеки.