Девичник - Карен МакКаллах Лютц

— Клянусь.

Он нагнулся, чтобы снова поцеловать ее. На этот раз обе его руки были в ее волосах. Почему, черт возьми, это так сексуально? Зейди не знала ответа, но сейчас она не собиралась останавливаться и анализировать это.

Он расстегнул ее рубашку и положил руки ей на груди. Сначала просто прикоснулся к ним, а потом взял их в ладони, будто поверить не мог, что они такие большие. Слава Богу, на ней был хороший лифчик. Тревору, конечно же, не стоило видеть ее потертые, вылинявшие лифчики «Тарджет». Она надела единственный атласный лифчик «Тайна Виктории» с открытыми чашечками, из которого та ее грудь, что была побольше, торчала на добрые полдюйма выше, чем та, что поменьше. Судя по тому, как Тревор сжимал их, словно они сделаны из пластилина, он никогда не заметит. Когда — зарылся лицом в ее грудь, она откинулась голой на подлокотник кушетки и вздохнула. Черт, проклятие, да!

— Что это? — Он вытащил из ложбинки между ее грудями пурпурное конфетти в виде пениса.

— О Боже! — сказала Зейди, про себя проклиная Дениз. — Не спрашивай.

Тревор разглядел его и засмеялся, а потом кинул в сторону, снова возвращаясь к поклонению ее грудям.

— Они потрясающие.

Она не могла заставить себя расстегнуть его брюки. Это стало бы слишком явным приставанием. Она дождалась, пока он взял ее руку и положил на свою ширинку, как обычно делают девятнадцатилетние мальчики, — насколько она помнила со времен юности, — прежде чем позво лила себе ощупать богатство, на которое все на бульваре Сансет смотрели влюбленными глазами. О Господи!

Она испуганно отдернула руку.

— Что случилось? — спросил он, в паузе между целованием грудей. Теперь она была без лифчика.

— Ничего. — Она старалась сохранять спокойствие. Ей, конечно, не стоит давать ему понять, что у него самый большой член из всех, какие она когда-либо держала в руке. Джек был крупный, но Тревор просто непристойно огромен. Неудивительно, что ему нравятся женщины в возрасте. Шестнадцатилетняя девочка посмотрит на это чудо и убежит. Зейди всегда считала, что мужчинам-моделям что-то подкладывают на этих плакатах. Оказалось, что это не так.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Я… в порядке. Мне хорошо.

Он сбросил брюки, и она снова принялась ласкать его, а он тем временем расстегнул ее джинсы и стащил с нее. На мгновение она запаниковала, пытаясь вспомнить, какое на ней белье, а потом расслабилась, посмотрев вниз и увидев, что это шелковое бикини от «Фредерике», оставшееся от ее «приданого». Все как будто указывало на то, что вселенная хочет, чтобы она занялась сексом с Тревором. Чувство вины ушло. Ясно, так велели высшие силы. Ей суждено было сделать это. Зачем же еще она надела хорошее белье?

Когда все было кончено, Зейди скатилась с него и откинулась на подушки кушетки. Три раза. Никогда в жизни ее не трахали три раза подряд. В середине второго раунда он сказал ей, что любит ее. Она не приняла этого близко к сердцу, лишь оценила настроение, в котором он пребывал.

Тревор положил голову на подлокотник кушетки, пытаясь выровнять дыхание.

— Черт побери!

В самом деле. Все сомнения, какие были у Зейди по поводу ее желанности, стерлись в ходе одного изнурительного полового акта. Целые месяцы терапии ни к чему не привели ее. Тридцать минут с Тревором подняли ее на новый уровень самооценки, доселе неизвестный. Она была жаркая штучка.

— Помнишь тот случай у автомата с кока-колой?

Зейди вышла из своего светящегося облака, чтобы прислушаться к тому, что он говорит. Это он о том дне, когда ей хотелось приложиться сзади губами к его шее?

— Я обернулся — и ты стояла прямо позади меня, — сказал он. — Я почти поцеловал тебя тогда. Но струсил.

Тревор почти поцеловал ее? В школе?

— Вероятно, это отпугнуло бы тебя, а? Я рад, что дождался сегодняшней ночи.

— Я тоже этому рада, — ответила она.

Зейди попыталась представить себе, как Тревор целует ее у аппарата с кока-колой, как Нэнси, пробегая мимо, застигает их. За таким развитием событий последовали бы только неприятности. Ревность. Обвинения, Увольнение.

— Мы никогда ничего не должны делать в школе. Ты ведь знаешь это, да? Меня уволят, если кто-нибудь об этом узнает.

— Я знаю. Это классно. — Он посмотрел на нее и улыбнулся, потом перекатился на нее сверху и снова поцеловал. Возможно ли, что он заходит на четвертый круг? Зейди не была уверена, что найдет в себе силы, чтобы снова ощутить его в себе.

Она поцеловала его в ответ, а потом спаслась бегством, откинувшись на спинку кушетки, так что теперь они снова лежали рядом, глядя друг на друга.

— Кажется, ты меня измотал до предела.

Он ухмыльнулся. Гордо.

— Так тебе понравилось?

По правде говоря, ей понравилось больше в теории, чем на практике. Собственно, сам трах был хорошим. Действительно хорошим, хотя и стремительным. Но ему несколько не хватало навыков в предварительных ласках. Она не получила оргазма. Не то чтоб она его ожидала, памятуя о своем первом девятнадцатилетнем любовнике в колледже, у которого между моментом, когда он поцеловал ее, и моментом, когда он засунул в нее свой пенис, пролетело всего три секунды. Но Зейди пришла сюда не за спортивной техникой. Она хотела контакта. Голой кожи Тревора на ее коже. Мысль об этом была единственной, что помогло ей пережить последние несколько месяцев, и реальность ее не разочаровала.

Впрочем, уютный разговор постфактум был несколько неловким. Она никогда не представляла себе эту часть вечера. В ее голове Тревор испарялся сразу же после, предоставив ей массу времени для просмотра «Дейли шоу».

Она провела рукой по его идеально вылепленному плечу пловца.

— Да, мне понравилось.

Такие плечи нужно отливать из бронзы, подумала она. Или вырезать из мрамора. Когда она на выпускном курсе ездила на семестр в Италию, в Ватикане ее поразили статуи Антония, прекрасного любовника императора Адриана. По-видимому, Адриан провозгласил его богом и нанимал художников, чтобы те ваяли статуи Антония, стремясь запечатлеть в них его необыкновенную сексуальность, и расставлял их по всей империи. Зейди жалела, что у нее нет подобной статуи Тревора, чтобы она могла поставить ее в гостиной в качестве напоминания об этой ночи. А также копии, чтобы поставить во дворе дома Джека с дерзкой запиской.

— Я так и подумал. Ты, казалось, была так поглощена этим. — Он потрогал прядь волос у нее за ухом. — Ты кричала гораздо громче, чем другие девушки, с которыми я был.

Зейди покраснела. Вероятно, она перебудила пол-отеля.

Он посмотрел на часы:

— Пожалуй, мне надо убираться отсюда. Родители разозлятся, если я не вернусь домой до трех часов.