Есть, молиться, любить - Элизабет Гилберт

Поначалу укусы здорово чесались, но постепенно все свелось кжжению, распространившемуся по всему телу, и мне даже удалось войти в состояниелегкой эйфории на волне этих ощущений. Я перестала связывать боль сопределенным местом и стала воспринимать ее исключительно как ощущение — ниплохое, ни хорошее, просто интенсивное — и на волне этой интенсивностиотделилась от собственного Я и вошла в медитацию. Я сидела так два часа. Еслибы мне на голову приземлилась птичка, я бы и не заметила.

Хочу прояснить одно. Я понимаю, что мой эксперимент не былсамым стоическим проявлением силы духа в истории человечества и не прошувручить мне почетную медаль Конгресса. И все же я испытала некоторый восторг,осознав, что за тридцать четыре года своего пребывания в мире ни разу прежде невоспротивилась искушению прихлопнуть укусившего меня комара. Все это время ябыла марионеткой этого ощущения, а также миллионов других, слабых и сильных,сигнализирующих о боли или удовольствии. Как только что-то происходит, янеизменно реагирую. А тут вдруг взяла и не подчинилась рефлексу. Сделала нечто,чего не делала никогда раньше. Конечно, это маленький поступок, но много литаких «маленьких» я совершила? И может, то, на что я сегодня не способна,завтра станет мне по силам?

По окончании медитации я встала, пошла в свою комнату иоценила ущерб. Насчитала около двадцати комариных укусов. Но через полчаса ихкак будто и не было. Все проходит. Рано или поздно все проходит.

Поиски Бога опрокидывают обычный земной порядок В поискахБога человек отворачивается от всего, что его привлекает, и идет навстречуиспытаниям. Он бросает удобные, знакомые привычки в надежде (и не имея ничего,кроме надежды), что взамен оставленного ему будет предложено нечто большее. Всерелигии мира сходятся в определении благочестивого верующего. Он должен рановставать, молиться Господу, культивировать в себе хорошие качества, бытьхорошим соседом, уважать себя и других, усмирять желания. Все любят понежитьсяв постели, и многие так и делают; но тысячелетиями существовали те, кто пособственному выбору вставал до восхода солнца, умывался и посвящал времямолитве. А когда наступал очередной безумный день, изо всех сил пыталсядержаться за свои религиозные убеждения.

Верующие всего мира исполняют свои ритуалы, не имея никакойгарантии, что однажды из этого выйдет что-то путное. Разумеется, в мире есть множествосвященных писаний и пастырей, которые обещают золотые горы взаменблагочестивости (или грозят страшной карой — случись вам сойти с праведногопути), но, даже если человек верит всему этому, его уже можно назватьрелигиозным, ведь никто не знает, что на самом деле ждет нас в конце. Вера —это усердие, которое никак не поощряется. Если вы верите в Бога, то будтоговорите: «Да, я принимаю законы Вселенной и заранее соглашаюсь с тем, что внастоящее время не способен понять». Вот откуда выражение «прыжок веры»: ведьрешение принять существование Бога в какой бы то ни было форме — огромныйпрыжок от рационального к неизвестному, и как бы ни бились исследователи всехрелигий мира, пытаясь подсунуть нам стопки книг и доказать на примере священныхписаний, что вера — рационально объяснимое явление, я никогда с этим несоглашусь. Если бы вера была рациональной, она бы именовалась иначе. Вера — этоубежденность в том, что нельзя увидеть, осознать, потрогать. Верить — значитидти навстречу тьме быстрым шагом, с высоко поднятой головой. Если бы всеответы были известны заранее — смысл жизни, природа Бога, судьба нашихдуш, — религия была бы не актом веры, не отважным человеческим поступком,а всего лишь предусмотрительной страховкой.

Но я не хочу страховать свою жизнь. Мне надоело бытьскептиком, меня раздражает прагматичный подход к религии, мне скучно иутомительно вступать в эмпирические споры. Я не желаю больше этого слышать. Мненаплевать на доказательства, улики, уверения. Я хочу познать Бога. Хочу, чтобы Богнаполнил мое существо. Чтобы он проник в мою кровь, как солнечные лучи играючипронизывают водную гладь.

Мои молитвы стали более настойчивыми и конкретными. Японяла, что нет смысла обращаться ко вселенной вполсилы. Каждое утро, преждечем начать медитацию, я встаю на колени в храме и говорю с Богом. В началесвоего пребывания в ашраме во время общения с Господом меня охватывало какое-тоотупение. Избитые, непоследовательные, скучные, мои молитвы были похожи одна надругую. Помнится, однажды утром, опустившись на колени и уткнувшись лбом в пол,я пробормотала: «Ну… даже не знаю, что мне нужно… Ты сам-то не догадываешься?Может, сделаешь хоть что-нибудь?»

То же самое я иногда говорю, когда прихожу в парикмахерскую.

Вы уж извините, но это никуда не годится. Что сделал бы Бог,услышав такую молитву? Недоуменно поднял бы бровь и послал такой ответ:«Позовешь меня, когда будет действительно срочное дело!»

Естественно, Бог прекрасно знает, что мне нужно. Вопрос втом, знаю ли я. Бросаться в ноги Всемогущему в беспомощном отчаянии, конечно,можно — Бог свидетель, — я делала это не раз и не два. Но в конце концов,если приложить самостоятельные усилия, можно извлечь больше из опыта общения сБогом. Есть отличный итальянский анекдот про бедняка, который каждый день ходилв церковь и молился статуе великого святого, умоляя его: «Пожалуйста,пожалуйста, пожалуйста, сделай так, чтобы я выиграл в лотерею». Этопродолжалось много месяцев, пока статуе наконец не надоело. Тогда она ожила,взглянула на просящего сверху вниз и с отвращением выпалила: «Сынок,пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… купи билет».

Молитва — это двусторонние отношения, половину работы должнавыполнять я. Допустим, я хочу изменений, но при этом ленюсь дажесформулировать, к чему, собственно, стремлюсь, — так каким образом этиизменения осуществятся? Половина пользы от молитвы заключается в самомобращении, в четко высказанном и обдуманном намерении. Если оно отсутствует, товсе мольбы и желания не имеют стержня, они слабы и инертны, так и будут клубитьсяу ног промозглым туманом, не поднимаясь наверх. Поэтому теперь каждое утро янахожу время и ищу в себе что-то определенное, о чем мне искренне хочетсяпопросить. Прислонившись лбом к холодному мраморному полу, я стою на коленях вхраме так долго, как потребуется, чтобы сформулировать настоящую молитву. Еслимне кажется, что мои чувства неискренни, я задерживаюсь в храме подольше. И то,что годилось вчера, не всегда годится сегодня: молитвы тоже становятсяистертыми и монотонными, скучными и рутинными, если позволить вниманиюбездействовать. Я же стараюсь всегда быть начеку и тем самым беру на себяответственность за поддержание собственного внутреннего состояния.

Судьба тоже представляется мне двусторонними отношениями,взаимодействием Божьей милости и осознанной работы над собой. Человек тольконаполовину неспособен контролировать эти отношения, зато другая половина —целиком и полностью в его руках, и его действия имеют ощутимые последствия. Онникогда не является лишь марионеткой в руках богов, но его нельзя назвать икапитаном своей судьбы, — оба фактора равноценны. Мы скачем по жизни, какциркачи, балансирующие на спинах двух мчащихся бок о бок лошадей, — однанога на крупе лошади под именем «судьба», другая — на спине у коня по кличке«свободная воля». И вопрос, который следует задавать себе каждый день: какраспознать, где какая лошадь? Ведь об одной можно совсем не беспокоиться, таккак ее поведение совершенно от нас не зависит; зато другую можно пришпорить,сосредоточив на этом все усилия.