Дитя культа - Александра Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем ты работала в кафе, когда у тебя уже была специализация и практика в области психологии и психотерапии? – уточнила Ким.
– Постоянная практика и ведение пациентов лишили бы меня возможности уделять время форуму и поискам ублюдков вроде Рафаила. Отказаться от работы совсем я не могла, форум бесплатный, кризисный центр и онкологические клиники дохода не приносили – работа в них была скорее способом заглушить боль, доказать себе, что я не совсем монстр, ну и, может, заработать баллов перед Господом. – Нина указала пальцем в потолок.
– Господь взвешивает сердца[22], – процитировала Библию Ким.
– Неожиданно. – Грустно улыбнувшись, Нина стала разглядывать свои пальцы. – Хорошо это или плохо, но, кажется, я потеряла веру, когда убила отца Рафаила и сбежала из «Ангелов Господних». Как мог Бог закрывать глаза на то, что происходило с безвинными детьми у него под носом, под его знаменем, во славу ему. Справедливый Господь не допустил бы такого, сколько бы ни проповедовали обратного. Либо его нет, либо он отвернулся от своих детей.
– Какую роль сыграли Колин, Линда и Саванна? – Кимберли старалась ничего не упустить, это был первый допрос, который ей пришлось вести самостоятельно.
– Они ничего не знали, – во всяком случае, я им не говорила. Они хорошие люди, я бы не хотела их втягивать. Колин спас меня, помог выбраться из Спокана, какое-то время нас связывали романтические отношения, потом мы расстались. Следующая наша встреча была случайной – он искал помощи в реабилитации сестры после секты Рамы. Я не догадывалась ни о существовании у него сестры, ни о том, что она была жрицей культа. – Нина прямо посмотрела в глаза Ким, чтобы у той не возникло сомнений в ее откровенности. – Саванна тоже спасла меня, впустила в свою семью, помогла встать на ноги в то время, когда и самой жилось несладко. – Она опустила взгляд, побоялась признаться в том, что Саванне было известно о пожаре. – С Линдой мы познакомились на форуме, лично не виделись, но я прониклась к ней. И когда Колин снова попытался наладить со мной отношения, а Линда страдала от одиночества после исчезновения матери, я решила организовать их знакомство. Они оба виновны лишь в том, что обратились ко мне за помощью.
Они обе задумались.
– Где ты брала адреналин? Его ведь не отпускают без рецепта, – после паузы спросила Кимберли.
– В онкоцентре. Я могла спокойно перемещаться по больнице. Никто из работников не помогал мне, – на всякий случай решила прояснить Нина.
– Ты раскаиваешься? – неожиданно спросила Ким.
Нина кивнула на телефон, и Кимберли отключила запись.
– Я раскаиваюсь только в том, что причинила боль Логану и подвергла риску добрых людей, поставила их перед выбором, который никогда не должен ложиться грузом на плечи людей, которых любишь. Что касается моих преступлений… Включи.
Ким сняла запись с паузы.
– Нет, я не раскаиваюсь. И если бы у меня была возможность все исправить, вряд ли бы я поступила иначе. То зло, что я совершила, несравнимо меньше, чем то зло, которые могли бы еще принести в мир эти монстры, скрывающиеся под ликами святых.
– И последний вопрос: почему бантики? – Ким подалась вперед, сокращая дистанцию.
– Отец Рафаил, после того как насиловал девушек в круге, всегда бережно шнуровал им кеды и завязывал бантики, приговаривая, как он заботится о них и какая благость для них быть частью его семьи. Он и мне шнуровал ботинки, пока я тряслась от страха, стыда и усталости, пока слезы градом катились по щекам. С них все началось, и они стали точкой для ублюдков. – Нина откинулась на стул и слегка сдавила переносицу. – А рты я им зашила, чтобы они не смогли больше проповедовать, не смогли оправдаться на Божьем суде. Надо было еще языки им отрезать. – Она подняла глаза на Ким, но не встретила осуждения.
– Допрос окончен. – Ким выключила диктофон и с грустью взглянула на Нину. – Мне жаль.
Нина сжала губы, но не ответила.
– Хочешь поговорить с Логаном? – Ким протянула руку и сжала холодную ладонь Нины.
– Я не могу. – В ее глазах блеснули слезы.
– Ладно. Я приглашу тебя, когда прибудут адвокат и судебный психиатр. – Кимберли поднялась с места и стукнула в дверь.
В допросную заглянул конвоир.
– Проводите Нину в камеру, только без грубостей. – Она строго посмотрела на мужчину, который был на две головы выше, а плечи его едва проходили в проем.
– Обижаете, офицер Дженкинс, я вообще-то английский джентльмен. – Он по-мальчишески, совершенно несвойственно своему грозному виду, улыбнулся.
Логан сквозь стекло наблюдал, как Нина поднимается с места, как мечется по зеркалу ее взгляд в попытке отыскать его, как она выходит из допросной, оставляя его в прошлом.
Эпилог
Прошли первые слушания по делу Нины Мерсер. Несколько приглашенных экспертов в области психиатрии долго обсуждали ее случай, спорили и искали лазейки, с помощью которых можно было бы смягчить наказание. У Нины было много проблем в связи с пережитым стрессом и насилием, но ни одна из них не мешала ей мыслить здраво и принимать последствия своих действий. Но эксперты решили, что ни присяжным, ни общественности об этом знать необязательно. Они договорились сохранить свой секрет и в итоге огласили коллегиальное мнение: какое бы решение ни было принято судом присяжных, отбывать наказание обвиняемая должна в лечебном учреждении в силу целого спектра психических отклонений. По крайней мере, до тех пор, пока ее состояние не будет стабилизировано.
Поскольку Нина явилась в полицию сама с чистосердечным признанием, об оправдательном приговоре не могло быть и речи. Все это понимали, но надеялись на самый мягкий вердикт.
Логан не стал инициировать служебное расследование против коллег из Ньюпорта. Если бы Нина сама не явилась в отдел, то сейчас расследование заводили бы уже против него. Самым важным теперь было терпеливо ждать столько, сколько потребуется суду на принятие решения. А потом учиться дышать заново, но уже без нее. Все прошлые неудачи начинали казаться Логану сущими пустяками. Ныне же его мечты о будущем, первое осознанное желание остепениться рядом с единственной женщиной, которая была нужна, рушились, как хлипкие домики под оползнем – непреодолимой силой природы, которая не подвластна ни человеку, ни индустриализации, ни самому времени. Пройдут годы, поверх руин прорастут деревья, но былое уже никто не вернет, в домах больше не загорится теплый свет и не зазвучит беззаботный смех. Время похоронит прошлое, а люди так и будут продолжать совершать ошибки.
Еще через две недели присяжные вынесли приговор: семьдесят пять лет заключения с отбыванием наказания в лечебно-исправительном учреждении, с возможностью