Паучиха. Личное дело майора Самоваровой - Полина Елизарова

Как только бросила принимать таблетки, депрессия — родненькая и настоящая — вернулась, а чудеса исчезли.

Самоварова выдавила из блистера таблетку и, давя в себе сомнения, сунула ее в рот.

Фильтр для воды был пуст.

Чертыхнувшись, она выплюнула таблетку в помойное ведро.

— Ладно, справимся без этого дерьма, — неуверенно пояснила она переместившейся на кухонный шкаф Капе.

Кое-как прибравшись на кухне, Самоварова, брезгливо, кончиками пальцев, прихватив фото, пошла к себе.

Упала в кресло, поправила на носу очки.

«Неужели след ведет к Валерке?! Выходит, Маргарита Ивановна озвучила в нашу прошлую встречу не такую уж нелепую версию… Но при чем тут Никитин? При чем мусорные мешки? Если в поджоге, выжившем доктора из дома и заставившем его испытывать неудобства в чужой семье, присутствует логика, то во всем остальном ее нет…»

Логика. Царица всей ее жизни.

Логике она училась, разглядывая на первомайских демонстрациях чужих людей и выдавая удивленной матери свои предположения. Логика помогала ей решать необязательные для крепкой четверки задачи в школе, логике их учили в институте, логика была первейшим помощником в расследовании преступлений.

Но разве не логичными были некоторые самые сложные преступления?

В основном, они совершались психопатами. И дорожка, выходит, снова вела к доктору. Психопаты — по его части.

Дамочка на фото — какова ее цель?

Внести хаос в жизнь доктора, увести его из семьи?

Но для этого в женском арсенале имеется куча других, более надежных и доступных средств, чем поджигать, рискуя быть пойманной, квартиру, а затем набивать тухлятиной и волочить под дверь сопернице тяжелые мешки.

Что-то смутное и тщательно спрятанное билось в глубине сознания, не находя ни выхода, ни ответов.

Самоварова убрала фото в конверт и спрятала его в комоде, прикрыв своим бельем.

Подавив порыв немедленно обыскать Валерины вещи, она, не придумав ничего лучшего, разобрала диван.

Закутавшись в плед, дождалась, пока обе кошки примостились в ногах.

С прикроватного столика на нее поглядывала пачка глицина, лежавшая здесь с позавчерашего вечера. Засунув под язык сразу две таблетки, Варвара Сергеевна прикрыла глаза.

Интуиция. Вечная соперница Логики.

Навязчивые, как мелкая и кусачая мошкара, мысли крутились не вокруг доктора и миловидной женщины, воспоминания вновь отшвырнули ее далекий восемьдесят четвертый год.

…Про «пальчики-свирельки» он впервые шепнул ей в том мае.

Уставшие и разморенные, они лежали на чужой кровати.

Со стены напротив на них осуждающе поглядывал шерстяной, бордовый, с рисунком, чужой ковер. Одному Богу известно, где Никитин всякий раз добывал ключи от квартир приятелей… Да и чьи это были квартиры? Уже и не вспомнить.

В тот прозрачный, прохладный майский день, следующий после ее дня рождения, она поняла, что является для Сережи существенно большим, чем увлечение. Больше, чем компромисс между настырным зовом требующей разнообразия молодой плоти и чистоплотной совестью семьянина.

Капитан, горевший допоздна на работе и умудрявшийся добросовестно заботиться о семье, впустил ее в часть своей большой и щедрой души.

Никитин выбил для них с Анькой путевки в санаторий в Адлере и настоял на том, чтобы она взяла полагавшийся ей отпуск полностью. «Подумай о дочери! — убеждал он. — А мы в отделе с удовольствием от тебя отдохнем…» — напускал он на себя серьезность.

В санаторий они должны были выехать третьего августа. Путевка была с четвертого, на двадцать один день, но сутки съедала дорога в поезде, лететь самолетом было дорого.

Слушая вполуха жаловавшуюся на учеников Ольгу, Варя судорожно крутила в голове шальную мысль — вот бы Сережа прилетел к ней на юг, хоть на пару дней! Глядя мимо Регины, усаживавшей куклу на самодельный, из песка и веток трон, она представляла, как, уложив спать накупавшуюся и набегавшуюся за день непоседливую Анюту, мчится к любовнику на берег моря, над которым расстилается покрывало из сочных южных звезд.

Как они, наконец свободные от косых взглядов коллег, вязнут ногами в песке, вдыхают аромат раскрывшихся в ночи диковинных растений, как пьют вино из терпкого винограда и неторопливо целуются.

Когда, стыдясь своих дерзких фантазий, она предложила это Сереже, тот, не став ничего обещать, отвел глаза и сказал, что постарается что-то придумать.

«Но тебя же могут отправить в командировку!» — испытывая жгучее чувство вины перед его семьей, убеждала она любовника.

В конце концов, вступив на путь лжи, терять уже было нечего…

В начале июня у Ольги заканчивались экзамены в музыкальной школе, и Варя втайне надеялась, что счастливица-соседка, отправившись следом за учениками на долгие летние каникулы, сможет хотя бы раз на рабочей неделе присмотреть по вечерам за Анютой, за неимением иных вариантов пристроенной в группу летнего детского сада.

Но Ольга вдруг перестала появляться во дворе.

Несколько раз, по вечерам, Варя набирала соседкин номер, но на звонки никто не отвечал.

Лето былом тяжелым. Как только под бывшего министра МВД Щелокова стали активно копать, в органах начались серьезные перестановки.

Все, от дежурных до генералов, боялись быть обвиненными в коррупции или несоответствии занимаемой должности. Отгулы и уходы со службы раньше окончания рабочего времени стали почти невозможны. Самоваровой приходилось нестись галопом в сад, чтобы успеть за дочкой.

В один из таких вечеров она с удивлением обнаружила в летней группе Регину.

Варя, попросив у вымотанной к концу дня воспитательницы разрешение позвонить с детсадовского телефона (мобильных-то тогда не было!), набрала Ольге, чтобы предложить ей забрать дочь.

Она трижды набирала соседке, но ответом были длинные гудки.

— До какого вы часа? — на всякий случай уточнила она у воспитательницы.

— Пока всех не разберут… Не оставлю же я их здесь без присмотра! — недобро и устало хмыкнула та.

Памятуя о том, что Ольга не раз ее выручала, Варя, договорившись с воспитательницей, решила сделать доброе дело и забрала вместе с Анютой Регину.

Ольга явилась к ней в дом в девятом часу вечера и, вместо приветствия и благодарности, с порога начала возмущаться:

— Как так можно?! Предупреждать же надо! Ворота в саду закрыты, пришлось в какую-то дырку лезть. На двери группы замок, все давно ушли.

— Конечно, ушли… Они же до семи! — растерялась Самоварова. — Не могла догадаться, что я забрала твою дочь? — вяло отбиваясь, она чувствовала себя виноватой.

— Догадалась, как видишь…