Паучиха. Личное дело майора Самоваровой - Полина Елизарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юрий платил ей «в черную», и поначалу бумаги его не интересовали.
Но через какое-то время ситуация поменялась, предприниматель средней руки быстро пошел вверх и перевел всех офисных сотрудников на официальные договорные отношения.
С этого символичного момента — внесения в налоговую базу новых паспортных данных — и началась ее новая, с чистого листа, жизнь.
После мента — истерика и пьяницы, частенько поднимавшего на нее руку, она стала избегать серьезных отношений.
Связь с Заплечным, время от времени наспех овладевавшим ею в комнате отдыха, что примыкала к его кабинету, ей была необходима, чтобы иметь на этого категоричного и грубого человека хоть какое-то влияние. Едва реагируя на ее льстивые, подсмотренные в бульварном чтиве речи, начальник все устроил так, что зарплату ей выдавали вовремя, а размер ее премии был выше, чем у главбуха.
Параллельно были всякие — перхатый профессор-психолог, нарисовавший ей задним числом диплом, согласно которому она закончила двухгодичные курсы по изучению психологии, хозяин небольшого автосалона, устроивший ей первую тест-драйвовую иномарку за полцены от продажной, прыщавый студент, обучивший некоторым хакерским фокусам.
А такого, как Даня, никогда не было…
Он, запертый в клетку своей души интеллигент, нес в себе что-то, доселе ей неведомое.
Из распахнутой, солнечной пасти города приятно лизало холодком. Через час блужданий по узким переулкам Даня, с гордостью делившийся с ней знаниями о малоизвестных достопримечательностях северной столицы, предложил выпить кофе.
Туалет в заведении был общим. Когда, заказав двойной эспрессо, она отлучилась справить малую нужду, он, не спросившись, заскочил за ней следом в кабинку.
Закрыв дверь на защелку, овладел ею напористо и быстро.
И так ей тоже понравилось.
* * *
Самоварова, не прихватившая с собой очки, щурясь, читала с экрана компа.
После первых двух предложений сердце ее бешено заколотилось.
Полковник стоял у окна и почти не мигая, глядел в даль.
«Если бы я только могла расколошматить все мешающее нам в мелкие осколки! Дети бы остались, дети, это — святое. Ты был бы прекрасным для Аньки отцом… А твоя девочка… Но девочки всегда остаются с матерью».
«Мои пальчики-свирельки… Когда ты бережно и трогательно берешь мою руку и так мне говоришь, я сама готова поверить в то, что они особенные. Я готова за это умереть».
«Она совсем не красива, обычная смазливая бабенка… Зачем ты на ней женился?! Почему не дождался меня? Она выскочила из твоего кабинета и начала разглядывать нашу вечно сердитую секретаршу Женьку, а на меня, дура, даже не взглянула. Пусть я за кадром, но мое преимущество в том, что я про нее знаю, а она про меня — нет».
«Ты — мой мужчина, небом мне данный. Мой, а не ее! Пусть дальше стряпает свои сырники с черносливом, как же ты с ней живешь?! Эта трандычиха тебе чужая!»
«Выхватить бы табельное и расстрелять всех к чертовой матери… Оставить только наших детей. Ладно, пусть и она живет… ради уважения к тебе, ради моей любви к тебе. Но разве ты будешь без нее так уж сильно страдать?».
— Это — что?! — оттирая пот со лба, Варвара Сергеевна плюхнулась в кресло Никитина.
Полковник, сострясая воздух кабинета своим грузным телом, отошел от окна.
— Так это я у тебя хотел спросить. — Желваки его ходили ходуном.
— Где ты это взял?
Голос Самоваровой предательски дрожал.
Делать вид, что кем-то изложенное не имеет к ней отношения, было бессмысленно.
Пересказ был максимально приближен к тому, о чем она и в самом деле думала более тридцати лет назад.
— Это пришло на почту моей жене. Позавчера, — глухо пояснил полковник.
— Вижу, что на почту… И зачем она стала это читать?
— Варя, чтобы сейчас хоть как-то отвлечься, она не вылезает из интернета! А как ты думаешь, она должна бегать по магазинам или ходить на танцы?! — с нескрываемой болью выкрикнул он.
— Я этого не писала… Ты прекрасно знаешь: я с ней не знакома, никогда не знала ни номер ее телефона, ни тем более — адрес почты.
— Для следака выяснить это — не проблема.
Варвара Сергеевна вытащила из кармашка платок и вытерла слезившиеся от боли и напряжения глаза. Снова вгляделась в экран.
— Ты же видишь, отправитель не я! Это не моя почта! — бессильный гнев начал сдавливать горло.
— Новый ящик делается за пару минут.
Она больше не могла себя сдерживать:
— Сереж, ты совсем дурак?! — закричала она и подскочила к Никитину. Лицо ее пылало. — Я не знаю, каким образом эта неизвестная тварь узнала о наших словечках… Мне понятно одно: кто-то целенаправленно пытается нагадить в мою жизнь!
Удар был нанесен ниже пояса. Кто?! Зачем?! Каким образом?! «Пальчики-свирельки» принадлежали только двоим — ей и полковнику. Про «трандычиху» (слово, однажды случайно сорвавшееся с губ еще молодого Никитина по отношению к патологически болтливой жене) Самоварова, насколько могла вспомнить в своем растерзанном состоянии, никогда никому не говорила.
Про сырники с черносливом, заботливо завернутые в фольгу, могли знать несколько секретарш, работавших в разное время в отделении, включая самую долгую и преданную, что сидела сейчас в приемной.
— А нагадил в мою…
— Сережа, я пришла поделиться с тобой тем, что происходит у меня в последнее время: сначала у доктора среди бела дня выгорело полквартиры, в которой мы жили, — затараторила она. — Проводка была исправна, квартиру подожгли! Затем под дверью уже моей квартиры стали появляться чужие мешки с протухшим мусором, мне подкинули набитую тухлятиной игрушечную собаку… И все это время меня не покидает ощущение, что за мной следят!
Полковник, казалось, совсем ее не слушал.
Прошла вечность, за которую он успел грубо отбрить кого-то в мобильный.
— Успокойся, — наконец приблизился он к бывшей любовнице. Его подавленный, потухший взгляд выражал тревогу, схожую с той, какая была в глазах Аньки и доктора…
— Психика человека — дремучий лес. Я не знаю, что с тобой происходит, но, если этот безумный порыв, — он ткнул пальцем в компьютер, — вызвал очередной острый кризис, я постараюсь это принять, хотя понять это выше моих сил.
— Что понять?! — снова сорвавшись на крик, перебила Самоварова.
Полковник отвел взгляд:
— Тебе нужно отдохнуть, подлечиться.
Она себя ненавидела — маленькую, жалкую, потную, раздавленную кабинетными стенами, старую и ненужную.
Пол в кабинете полковника был выложен простенькой плиткой — квадратик серый, квадратик темно-серый, а между ними, по диагонали, незатейливый декор с завитушками.