Тайная полиция в России. От Ивана Грозного до Николая Второго - Чарльз Рууд

Литовском проспекте. Казанцев проживал в Москве по паспорту Казимира Олейко. Этот документ был утерян настоящим владельцем и доставлен кем-то в охранное отделение. Начальник Московской охранки не мог объяснить Департаменту полиции, каким образом этот паспорт из архива попал в руки Казанцеву.

После Февральской революции Климович заявлял, что не подозревал об использовании черносотенцами революционно настроенных молодых людей: «Говоря откровенно, додуматься до такой комбинации, если бы мне не подсказали, я не мог…» Судя по воспоминаниям его столичных коллег, начальник Московской охранки был не столь наивным. Герасимов писал: «В записной книжке Казанцева имелись адреса конспиративных квартир Московского охранного отделения. Не было сомнений, что и динамит получен оттуда же и что все предприятие организовано с ведома начальника этого отделения полковника Климовича. Все эти данные были мною собраны и препровождены в Департамент полиции, где они и были похоронены».

Покушение на Витте наглядно показало, что правый террор — как массовый, так и индивидуальный — вызывал сочувствие и даже прямое содействие со стороны части государственного аппарата. Тайная полиция не могла существовать вне времени и пространства, а ее сотрудники не являлись примером политической беспристрастности. Взгляды большинства охранников сформировались в эпоху, когда взгляды, впоследствии положенные в основу программы «Союза русского народа», были единственными официально дозволенными, а конституционные идеи считались противозаконными. В новых условиях самодержавный режим пытался найти опору для своей внутренней политики в лице черносотенных союзов. Тайная полиция в свою очередь стремилась использовать поддержку черносотенных боевых дружин.

Сотрудничество с крайне правыми имело свою оборотную сторону. Когда освободительное движение пошло на спад, черносотенные дружины оказались ненужными. Однако правительству с немалым трудом удалось загнать обратно выпущенного на свободу джинна. Серьезным ущербом для престижа монархии обернулось помилование убийц Герценштейна и грубое давление на судебные власти с целью замять скандал вокруг покушения на Витте. С точки зрения руководителей полицейского ведомства, заслуги «черной сотни» искупали эти издержки.

Не случайно Столыпин писал одесскому градоначальнику Толмачеву: «Я не могу не позволить себе поделиться с вашим превосходительством моим личным соображением о том, что в смутную эпоху 1905–1906 гг. “Союз русского народа” сыграл крупную, можно сказать, историческую роль, оказав существенную помощь и содействие правительству в деле подавления революционного движения».

Раздел III

Двойные агенты и диссиденты

Функционируя как огромный компьютер, охранка видела в своих сотрудниках исправные и бесстрастные части механизма. Однако они были живыми людьми со всеми их достоинствами и пороками. Особенно сложно было проконтролировать секретных сотрудников, практически невозможно — определить момент, когда испытанный агент в силу тех или иных причин начинал утаивать или сообщать неверную информацию, что неизбежно искажало общую картину.

Но гораздо худшим был вариант, при котором секретный сотрудник, не выдержав ежедневных нервных перегрузок, выходил из повиновения, уничтожая важнейшие узлы всей системы. Наконец, охранка, используя изменников и перебежчиков из революционного лагеря, не была застрахована от диссидентов в собственных рядах. Мы сочли возможным рассмотреть эти проблемы на примере нескольких людей, чьи судьбы оказались связанными с тайной полицией.

Глава 7

Суперагент Азеф

Департамент полиции имел своего агента номер один, чьим подвигам могли бы позавидовать супермены из самых захватывающих шпионских романов. В отличие от литературных героев, Азеф не был объектом гордости и подражания. Его имя стало нарицательным обозначением вероломства и предательства. Разоблачение Азефа, занимавшего важное положение в эсеровской партии, внесло смятение в ряды радикальной оппозиции, так как подтверждало самые мрачные прогнозы о всесилии охранки. Вместе с тем это дело поставило правительство в очень сложное положение. К потере незаменимого осведомителя добавилось обнародование целой вереницы фактов, неприглядных с моральной и сомнительных с юридической точки зрения.

Изложить историю Азефа легко и в то же время неимоверно трудно. Легко, потому что мало о ком из государственных и общественных деятелей России написано столько статей, монографий, даже романов, сколько о платном агенте по имени Азеф. Трудно, потому что красочные мифы о нем потеснили прозаическую правду. Между тем в судьбе Азефа отчетливо отразились все характерные черты системы политического розыска в России.

I

По своему происхождению Евно Фишелевич Азеф принадлежал к той категории российских подданных, для которых полицейская служба была наименее вероятным жизненным уделом. Он родился в 1869 г. в захолустном местечке Гродненской губернии в семье портного-еврея. Азефам удалось вырваться из так называемой черты еврейской оседлости в Ростов-на-Дону. Глава семьи завел лавку, сыновья окончили гимназию. Хотя российские законы на каждом шагу напоминали Азефу о его национальной принадлежности, он равнодушно относился к своим соплеменникам, за исключением ближайших родственников. Он нежно заботился о матери, братья и сестры подолгу жили в его доме. Азеф служил репортером в газете, занимался мелкими посредническими сделками. По общему мнению, он был малосимпатичным молодым человеком, а с возрастом его внешность становилась все хуже и хуже. Толстый, сутулый, с нездоровым цветом лица, он производил отвратительное впечатление при первой встрече.

У большинства молодых евреев политические взгляды были радикальными. Фамилия Азефа впервые появилась в картотеке Департамента полиции как фамилия участника еврейского революционного кружка. В мае 1892 г. Донское губернское жандармское управление сообщило, что Азеф занимается рабочей пропагандой и, разъезжая в качестве комиссионера, имеет возможность поддерживать связь с «иногородними соумышленниками». Однако к моменту отправления донесения Азефа уже не было ни в Ростове-на-Дону, ни в России. При первом известии о возбуждении полицейского дознания он выправил заграничный паспорт и поспешил выехать в Германию.

Азеф поступил в политехнический институт г. Карлсруэ в возрасте 23 лет, когда многие его сверстники успели закончить курс наук. Он учился до 30 лет и все это время должен был содержать себя, а потом и семью. Азеф выбрал предосудительный заработок. В марте 1893 г. он направил на Фонтанку письмо с предложением услуг. Основным мотивом его действий, очевидно, являлась элементарная корысть. Дополнительным толчком могло послужить чувство мести. По агентурным сведениям ростовских жандармов, Азеф был глубоко обижен на бывших товарищей, так как «некоторые из них, выманив у него чужие деньги, поставили его в необходимость бежать за границу и не только не уплатили долга, но обманули в обещании помогать ему в жизни за границей».

Хотя письмо было анонимным, Департаменту полиции не составило труда установить личность добровольца. Запросили Ростов-на-Дону, полковник Страхов доложил: «Подозреваю, что это мой старый знакомый Азеф». Он охарактеризовал его как человека неглупого, пронырливого и отчаянно нуждающегося. После согласования с начальством заведующий 3-м делопроизводством Г.К. Седякин уведомил анонимного корреспондента о зачислении на службу: «Я думаю, что не ошибусь, называя вас г-н Азеф».