Царь-гора - Наталья Иртенина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чую, смерть за мной идет, — хрипел он, — не опередила б.
И впрямь, выглядел он едва живым, в чем только душа держалась. Ноги опять подкашивались, руки тряслись, воздух в горле свистел, на серых губах пузырилось. Федор, сам истомленный до полусмерти, скинул рюкзак в канаву и поволок старика на себе к церкви.
Глубокая синь неба набухала серебром звезд, иссохшая земля с жухлой травой хрустела под ногами и звенела насекомьей стрекотней. Когда открылась голая степь, Федор подумал, что ошибся направлением. Только заметив в отсвете поселковых фонарей могильный крест, понял, что за десять дней его отсутствия горелые останки церкви разобрали, готовя место под строительство.
Ссадив старика у креста, Федор упал в траву неподалеку, осоловело глядя в небо. Ротмистр Плеснев накренился, руками обнял холмик и тихими слезами повел безмолвный разговор с могилой.
Могила не осталась безответной.
Когда Федор стал замерзать на степном сквозняке и думал возвращаться в поселок, старик громко вскрикнул. Федор подскочил, как ужаленный.
— Что?!
Ротмистр, привалившись спиной к кресту, протягивал ему руку, сжатую в кулак.
— Что? — упавшим голосом повторил Федор.
Старик медленно разжал пальцы. На ладони лежала пуля. Федор взял ее. Она была сплющена с одного конца, с бурым налетом.
— Это… моя, та самая, — с усилием выговорил старик. На губах у него пузырилось все больше. — Прощен… и Бог простит. Скажи попу… покаялся я. Пускай отпуст сотворит. Отпоет по-православному. Иваном меня крестили…
С последним словом из него вышел дух, а оставленная ветхая плоть поникла, прильнув к могильному холму.
Федор, неожиданно для себя, заплакал, сжимая старую револьверную пулю с засохшей кровью.
Похороны никому не ведомого старца прошли незаметно. Кроме двух гробовщиков и священника, на кладбище присутствовали Федор с Аглаей и приблудный турист, фотографировавший что ни попадя.
Аглая чуждалась Федора, казалась отрешенной, занятой посторонними, по его мнению, мыслями. После десятидневного исчезновения он ожидал расспросов, внимания и хоть немного высказанного волнения. Отсутствие всего этого сильно задевало. От самой кержацкой пещеры он нес для нее подарок — две половинки сломанной черной иконы, хотел поразить ее тайными каракулями подземной чуди. Аглая отвергла дар с едва скрытой брезгливостью, даже не взяв в руки. Федор сухо отчитался перед ней в том, что узнал от старика Плеснева, и утаил все то, что предшествовало его появлению в ограбленной пещере. Ответом был задумчивый кивок и странное, недешифруемое выражение глаз.
— Скажите же хоть слово, — оскорбленно молвил Федор, — в конце концов я для вас старался.
— Неужели? — рассеянно произнесла она, отворачиваясь. — Мне казалось, вы сами в этом заинтересованы.
— И поэтому вы сердитесь на меня?
— Я не сержусь на вас, Федор, — удивленно сказала Аглая.
— Я же вижу. Вам что-то не нравится. Знаете, на вас трудно угодить. По-моему, вы слишком капризны. В такой глуши это редкость. Обычно в подобных местах население неприхотливо.
Излив желчь, Федор сложил руки на груди и с видом Наполеона на поле битвы ждал ответа.
— Да, мне не нравится, — сказала она просто, без полководческих поз. — Я случайно видела, как вы вдвоем на рассвете уезжали из поселка. Зачем он взял вас в горы, Федор?
Совсем не так он представлял себе в альпийских лугах этот разговор с ней. Он думал, что с его стороны это будет откровение, а выходил банальный допрос — с ее стороны.
— Я не знаю, — честно ответил Федор.
— Что он рассказывал вам?
В ее глазах собирались облака тревоги, и это не могло не радовать. «Ну наконец-то, — подумал он, — разродилась…»
— Так, всякую мистическую ерунду.
— Берегитесь, Федор, в горах любая ерунда может оказаться вовсе не ерундой, — с самым серьезным видом проговорила Аглая.
— Вот-вот, он плел мне то же самое.
— Я уверена, он хочет идти по следу Бернгарта. Не ходите больше с ним.
— Объясните почему, тогда не пойду, — слукавил Федор.
— Бернгарт искал не Беловодье. И не золото. Он искал чудь, тайные подземные тропы.
— Ах вот оно что. И как я сразу не догадался.
— Это совсем не смешно. В конце концов он нашел что искал. Вместе со своими партизанами — около пятисот человек — он ушел в пещеры, а вернулся через год — один. Он никому не рассказал, что стало с этими пятью сотнями. Его хотели арестовать, но он бежал и еще год сидел в горах с заново собранным отрядом, разорял ближние села назло новой власти. Потом это назвали антисоветским мятежом… Вас было только двое? — вдруг спросила она.
Федор, хотя и был застигнут врасплох, глазом не моргнул:
— Да… Между прочим, откуда вам, милая барышня, все это известно?
— Бернгарт был мой прадед, — помедлив, ответила она. — Мою бабку он зачал как раз в горах, во время своего антисоветского сидения там.
Федор почувствовал себя одновременно обманутым, сраженным наповал и восхищенным новым изгибом иронии судьбы.
— Да, — задумчиво произнес он, — вот так живешь себе спокойно, прозябаешь и не знаешь, что вытворяли предки. А потом бац — и пошло-поехало.
Философское обобщение вышло кургузым, и он смутился.
— Обещайте, что не пойдете больше в горы с этим человеком, — попросила Аглая. — С этим Евгением Петровичем, если это его настоящее имя.
— Обещаю. Это тем проще, что он мертв, — брякнул Федор.
Аглая вздрогнула.
— Как это случилось?
Федор рассказал. Все — об их блужданиях и о свихнувшемся под конец Попутчике, пытавшемся его зарезать. Ничего — о девке со звериным взглядом и об уродливом существе, копошившемся возле трупа.
— Это можно было ожидать, — произнесла Аглая.
— Что именно?
— Теперь вам лучше вообще не соваться в горы, — сказала она, будто ультиматум поставила. — Вам еще повезло, что выбрались оттуда.
— Аглая, перестаньте говорить загадками, — попросил Федор, — ей-богу, уже голова от них болит. Прямо какое-то местное поветрие. Не верю я в вашу подземную чудь. Не верю и не хочу верить.
— А про каких пришельцев из нижних пещер вам рассказывал старик? — Аглая дернула уголком губ.
— У господина ротмистра в мозгах мутилось от долгой жизни в людоедской пещере.
— Как хотите, — с напускным безразличием сказала девушка. — Вообще-то никаких загадок. Просто вас хотели принести в жертву, вот и все. Независимо от вашей веры или неверия.
— В жертву?!
Федор расхохотался, но вдруг осекся и помрачнел. Вспомнил, как Попутчик говорил о «цене», которую взяли «они», но при этом не отдали ничего взамен, в точности по правилам дикого воровского рынка.