Закон Ордена - Петр Гурский

– Госпожа, они долго искали вас – а теперь вы перед ними будто выставленная приманка. Нам следует немедленно идти во дворец, – сказал Мильксоан.

Кестелю показалось, что воин очень зол.

– Хорошо, – согласилась Виана, – Кестель, мы справимся без тебя. Можешь возвращаться к себе.

– Я пойду с вами, – сказал он.

– Это излишне. На улице, при свидетелях, со мной ничто не посмеют сделать. Я очень хорошо знаю, как действуют такие колдуньи. Они прячутся в тени, не позволяют себя никому обнаружить. Иди к себе. Встретимся завтра в Театре.

Виана умолкла, затем нерешительно спросила:

– Так ты доделаешь начатое?

– Да, – заверил Кестель.

Виана обняла его с неожиданной теплотой, крепко – будто извинялась. Он неуклюже обнял ее, прижал к себе.

Хунг пошли к дворцу. Если кто-нибудь и заслуживал ночлега в нем, так это Виана ДаХан – Второй генерал хунг.

Письмоводительница отложила гусиное перо, задумалась, глядя перед собой. Затем ее взгляд упал на лежащий рядом на столе, завернутый в тряпье продолговатый предмет, оставленный Вианой ДаХан.

Письмоводительница сглотнула, осторожно развернула тряпки, – и тут же отдернула руку. Лорд Арголана питал слабость к драме и временами соглашался на такое. Ничто так не подстегивает интерес к Арене, как неожиданное окончание зрелищного поединка. Весть об этом разнесется не только по обеим Арголанам, но и далеко за их пределами, притянет к Арене новых зрителей, обожающих кровавые, щиплющие нервы представления.

Кого-то из стражников выгонят, но перед тем он получит условленное вознаграждение. Письмоводительница, как обычно, будет ни при чем, ни в чем лично не заинтересованная, вне подозрений.

Алия Лов умрет в муках. Виану ДаХан повесят.

А она, Письмоводительница, будет молча глядеть на это, и впишет в книгу имена умерших, и не ошибется разделом, и все слова напишет без ошибок. В аккуратности и тщательности записей – смысл ее жизни.

Вечером Кестель пошел в апартаменты, которые снимали хунг. Их там было шестеро плюс карлик.

Хунг, большей частью старцы, были не слишком охочими до разговоров, но Кестель в конце концов выудил из них то, что Виана без помех добралась до дворца, а там получила комнату и охрану магов владыки.

Известие о том принес Парс, но он уже вернулся во дворец и остался там еще с парой хунг как личная охрана Вианы. На большее число воинов не согласились придворные. С ними остался еще и виденный Кестелем карлик, потому что его придворные не посчитали воином.

Кестель припомнил суровый вид того карлика и решил, что придворные крупно ошиблись. Уж кого, а того карлу Кестель на их месте уж точно бы остерегся.

Ночью в отельном номере Кестель вынул из мешка медальон. Серебро его было гладким, холодным и не грелось от руки. Теплело оно лишь в присутствии демонов.

Когда-то медальон был просто портретом Кладии в серебряной оправе. Кладия подарила его, потому что любила Кестеля. Когда за ней захлопнулись врата башни, когда охранником стал дракон, а люди приходили под ту башню умирать, медальон умылся кровью – и переменился, набрал силу.

Кестель открыл медальон. С портрета глядела Кладия.

Сила не ахти какая – но, если бы Кладия умерла, серебро сделалось бы сталью, сталь бы разъела ржа, а мощь шимскара возросла бы многократно – вместе с его стоимостью. Многие колдуны не пожалели бы за него мешок серебра.

Однако Кестель никогда не задумывался о его ценности. Глядящее из серебряной оправы лицо было выразительным, ярким и живым.

Кладия еще жива. Остальное не важно.

В сущности, Кестель не любил медальон, давно превратившийся в символ разлуки, – но все равно повесил его на шею.

Утром Кестель пришел в апартаменты Дунтеля – просторные, пышно обставленные, повсюду золото, фарфор, серебро.

Дунтель указал на кресло.

– Как ваши дела?

– Виана ДаХан, с которой будет сражаться Алия, ночевала в замке владыки Арголана. Поединок – вечером.

– Замечательно, – произнес Дунтель без тени интереса.

– Э-э-э… а господин Буртай?

– Я ожидаю известий из Театра.

Дунтель указал Кестелю на фарфоровый кофейник, испускающий ароматный пар и окруженный кольцом чашечек. Кестелю показалось: что-то здесь не то, не так и неестественно. Но Дунтель вроде выглядит и ведет себя как обычно. Так в чем же дело? Кестель терялся в догадках.

Дунтель налил кофе, подал чашечку гостю.

– Копи лувак. В «Морстхоке» другого не подают.

– А вы помните ту загадку в Лабиринтах? Ту девушку с гор?

Дунтель вдруг оживился.

– Да. Что с ней?

– Туут, хозяин каравана ловчих, недавно привез ее в город. Она была в его фургонах.

– Была? А теперь нет?

– Я выкупил ее, – сказал Кестель. – Сдержал слово.

Дунтель тряхнул головой.

– Она сказала «серебром, кровью». Вы исполнили часть обязательства, но не ожидайте того, что это уже финал. Вы еще встретитесь с ней.

Кестель не был так уверен.

– Но она ведь сама не имела понятия о том, как я должен выкупать ее. Ее слова были, скорее всего, предположением наугад… пальцем в небо.

– В Лабиринтах не бывает пальцем в небо. Скажу вам: вы еще встретитесь. И заплатите еще и кровью.

Дунтель умолк, отпил кофе – и в его глазах появился странный блеск.

– К сожалению, я в этом уверен. И вряд ли я могу передать вам то, насколько меня это печалит.

– Ну, меня оно тоже должно, по идее, печалить…

– И когда придет время платить, пожалуйста, вспомните о том, что, как я уже говорил, я очень сожалею.

В дверь постучали. Кестель по-прежнему не мог отогнать ощущение чего-то странного и даже злого.

Дунтель пригласил войти, и на пороге объявился паренек в одежде со знаками Театра, запыхавшийся от бега. Дунтель развел руками – мол, долгожданное, наконец-то, явилось.

– Казнь задерживается, – выдохнул посланец. – Господин Дунтель, владыка приказал передать вам, что задержанный в плохом состоянии и может умереть в любой момент. Задержанного покусала змея.

– Змея, – повторил Кестель.

Паренек не сдержал своего крайнего изумления – наверное, оно мучило его всю дорогу до апартаментов.

– Ну и я говорю: откуда здесь змеи? – воскликнул он. – Тут никогда не было змей – только крысы.

– У господина Буртая богатое прошлое, – заметил Дунтель. – Если он когда-то охотился на змей, не исключено, что какая-нибудь змея приползла сюда за ним.