Закон Ордена - Петр Гурский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ловчие ловчих, значит. Воры, да?
– Воры и убийцы! – горячо подтвердил стражник. – Я бы советовал принять мое предложение.
– Не нужно. Мне очень близко. Но за предложение спасибо, – сказал Кестель.
Казначей развел руками. Стражники усиленно делали безразличный вид. Они стояли и равнодушно глядели в никуда. Доверия они не внушали вовсе никакого. Уж не они ли и есть те самые ловчие ловчих?
Идти и вправду было совсем недалеко. Туут обосновался в нескольких комнатах от казначейства, в просторном жилище неподалеку от Арены. Там он неспешно продавал Театру в розницу привезенных узников.
– Входи, – сказал он, когда Кестель появился в дверях. – Видел я Алию в камере и нанес ей куртуазный визит. Поздравляю! Может, пойдешь ко мне на работу?
– Увы, нет.
– Ну я не про постоянную работу. Может, время от времени какое-нибудь дельце, а? Ты ж зарабатываешь такими делами.
– Если буду искать работу, я вспомню о твоем предложении, – пообещал Кестель. – Но сейчас я по другому делу.
– Тогда садись. У меня есть вино, водка и пиво.
– Водка. Я не пил с утра.
Туут налил Кестелю водки, себе зачерпнул пива из большого жбана, стоявшего рядом на буфете, сколоченном из грубо отесанных досок.
– Эх, люблю я Арголан. Что за город! Золото, кровь, мрак и женщины, не прячущие лица за масками. Чего еще хотеть?
Кестель выпил.
– Наверное, ты пришел за своими деньгами, – предположил Туут. – Ты ведь неплохо заработал на Алие.
– Неплохо, – подтвердил Кестель и водрузил на стол кошель с серебром.
Туут заморгал.
– И зачем ты их принес?
– Пять тысяч серебром.
– И?
– У тебя еще три с половиной, – пояснил Кестель.
– Ну да. Хотя я думал, что ты предпочтешь забрать золотом.
– Я вообще не хочу забирать. Больше того, я тебе оставлю эти пять тысяч.
Туут задумчиво отпил из кружки, поставил ее на стол.
– И за что?
– За ту горянку, что я видел у тебя в фургоне. Ты еще говорил, что она из гхнор.
– Ее зовут Йярна. Она еще тут, у меня.
– Я хочу ее выкупить.
Туут махнул рукой.
– За нее едва двести золотом, то есть полтысячи серебра. Забирай свои деньги. Хватит того, что я тебе должен, и еще останется три тысячи. Хотя продавать ее не то чтобы законно. На нее ведь ордер. Да зачем она тебе?
– Речь не о том, чтобы ее попросту забрать. Над ней же будет по-прежнему висеть приговор. Если выпустить, ее схватят другие ловчие или дремучие паскудники из ОвнТховн.
– Скорее всего, так и будет, – согласился Туут. – Хотя, с другой стороны, никто из Арголана гоняться за ней не будет, оно не окупится. Мы-то ее прихватили по случаю. А вот те, с ОвнТховн, очень даже могут. Йярна не то чтобы особенно красивая, но и не замухрышка. А это им важно.
– Тогда пусть господин Туут заберет все мои деньги и воспользуется своими связями в Арголане и ОвнТховн, чтобы очистить Йярну от обвинений.
– Ха! – воскликнул Туут, резко отстранился и ударил кулаком в стол. – Что это еще за выдумки?
– Так ты сможешь?
– Хм… легко оно не будет. Если уже выписали ордер, отменить его трудно. Ну, в теории, конечно. В Арголане хватило бы договориться с тем, по чьему ходатайству выдали ордер, при помощи, конечно, владыки, а он ко мне питает известную симпатию, в особенности когда она сопровождается обильным серебряным блеском. В ОвнТховн оно гораздо трудней.
– Серебра тут изрядно, – осторожно указал Кестель.
– Может, оно их и переубедит. В Спальнях девкой больше, девкой меньше – никакой разницы, – сказал Туут, искоса глянул на Кестеля и добавил: – Я прошу прощения, если у тебя к ней что-то.
– А владыка ОвнТховн тоже питает к тебе известную симпатию?
– Не то чтобы очень, – поморщившись, ответил Туут. – И оно взаимно. Ты его когда-нибудь видел?
– Один раз.
– Одного раза хватает, больше не хочется. Ты же сам понимаешь, – сказал Туут и опорожнил кружку. – Но ты мне спас жизнь. А это обязывает.
Он взялся за кошель с серебром.
– Ровно пять тысяч?
– До единой монеты.
– Потом пересчитаю. Но зачем ты делаешь это?
– Почему я выкупаю ее? – уточнил Кестель.
– Зачем ты отдаешь за какую-то горянку, которой толком и не знаешь, целую гору серебра?
– Это долгая история. Уж извини, но сейчас мне не хочется ее рассказывать. И никогда не захочется. И ни тебе, и ни кому другому. Я хотел бы вообще о ней не думать.
Кестель закусил губу.
– И лучше тебе обо мне поскорее забыть. Так оно лучше, уж поверь.
История со свинопасом не давала Кестелю покоя, мучила с того самого вечера. Кто-то ведь поднял свинопаса из мертвых, приказал умертвить паяца. Может, это шедший за Алией маг? Или кто-то другой? А если вмешался Бон?.. Нет, он не вмешается.
Случившаяся полгода назад встреча глубоко запала в память Кестеля. Он запомнил каждое сказанное слово.
Тогда он вернулся с третьего боя с драконом.
Когда ВанБарт предоставил Кестеля самому себе после истории с отравой, тот медленно поправлялся под опекой пары старых корчмарей в заведении на окраине города. Через две недели Кестель поправился настолько, что начал задумываться о будущем. Он ничего не понимал, не ощущал в себе никаких перемен. Разве что никто уже не поил его зельями. Вышло у мага, не вышло – непонятно. А может, колдун попросту посмеялся? А если да, обижаться на обман или нет?
Кладия по-прежнему сидела в башне, а Кестель не хотел подвести ее. Он не хотел и не мог жить без нее.
Потому Кестель последовал единственной идее, посетившей его голову.
Он пошел на дракона.
И умер.
Но он не узнал, что умер.
Он очнулся на свалке поблизости от драконовой башни, среди смрада гниющих тел и драконовых испарений. Кестель посчитал себя исключительно везучим выжившим исключением и поплелся назад, в город. Корчмари снова занялись им, Кестель отлежался, снова вернулся под башню – и снова умер.
Только тогда до него начало доходить. Он медленно и не беспроблемно осознал, что именно сделал с ним ВанБарт. Но осознание принял спокойно, почти с безразличием. Он ощущал себя вялым, измученным, усталым. Болело все, от пят до темени. Кестель решил, что излечится после нескольких ночей крепкого сна – и не знал, что уже ни единой ночи не поспит как следует.
Кестель стал бессмертным – и что с того? Он просто никак не мог навредить дракону, как не может муха навредить коту. Но Кестель мог вернуться к башне. И он вернулся.